Все разбежались, когда услышали сирену, и только Вальтер взвалил Губу на плечи и протащил на себе пару километров до трассы. А ведь в него самого тогда запросто могли шмальнуть. И в больницу сам отвез, и сидел под операционной, и донором стал, и валялся рядом на койке, пока ему не сказали, что опасность миновала.
И самое интересное в этой рождественской истории — Губа на тот момент был членом вражеской группировки. Чем руководствовался тогда Вальтер, он и сам потом не мог объяснить. Знал, что должен спасти парня, как говорится, без вариантов.
Губа мог вспоминать и вспоминать.
Но запретил себе. «Рано. Будем на поминках терзать душу. А пока нужно быть в форме, по первому сигналу вернуть чертово время вспять и вспомнить навыки девяностых». Губа отставил кий, взял телефон и направился в кабинет Вальтера. Может быть, клетки почистить? Общаться с людьми ему сейчас было невмоготу.
Глядя, как чижик склонил на бок любопытную головку, Губа вспомнил фразу, которую сказал Вальтер, когда принес эту птичку от своего странного поставщика-птицелова:
«Бог полюбил птиц и создал деревья. Человек полюбил птиц и создал клетки».
«Эх, Даня, Даня!..» — Губа принялся чистить клетку с чижиком, запретив себе прикасаться к телефону.
«Чья это цитата, интересно? — И Губа загуглил в телефоне вопрос, тут же позабыв о своем решении не трогать телефон. Гугл выдал информацию — Жак Деваль. — Будет чем блеснуть перед Даней».
17
Вальтер выбежал из подъезда. В мокрых ботинках двигаться быстро было непривычно. На последней грудке обледенелого снега, под которой угадывалась шкурка от апельсина, в полуметре от дверей парадного он поскользнулся и налетел на пожилую женщину, обвешанную пакетами из супермаркета. Пакеты рассыпались, как в комедии времен Чарли Чаплина. Женщина рефлекторно отпихнула от себя растерянного Вальтера с недюжинной силой, которую трудно было предположить в таком хрупком создании. Возмутилась она тоже громко:
— Угорелый, куда прешь? Не видишь, человек идет.
Вальтер пробормотал извинения и помчался по лужам через детскую площадку к своей машине. За ним кто-то наблюдал, но Вальтер слежки не заметил.
Женщина громко закряхтела, нагибаясь к банке с горошком. Она все еще ругалась в адрес «угорелого», пока собирала рассыпанные покупки обратно в пакет с изображением лица какого-то депутата над логотипом партии:
— Скотина такая! Хоть бы помог собрать. Ох, и времена хамские настали. Все наглые, беспардонные. Никакого уважения к старшим.
Наконец она вошла в подъезд. Публики, ради которой стоило продолжать спектакль, во дворе не оказалось. А представителя хамских времен и подавно след простыл.
18
Преодолев ступеньки первого пролета, женщина неспешно подошла к лифту. Нажав на обгоревшую кнопку вызова, стала следить за цифрами на табло. Похоже, лифт спускался как раз с ее этажа. «Интересно, кто это из соседей надумался выйти? Можно поделиться происшествием, показать мятые кульки. 6–5—4—3–2—1. Лифт остановился, но дверцы никак не хотели разъезжаться. Что-то удерживало их изнутри. Женщина раз за разом нажимала кнопку, но дверцы лишь жалобно поскрипывали и не могли открыться, образовав только узкую щелку. Тогда дама решила помочь лифту и с силой раздвинула створки.
Ее глазам открылась страшная картина: на полу кабины в луже крови лежал скрюченный труп мужчины.
Женщина попятилась, выронила злополучные пакеты, из которых снова рассыпались продукты, и попыталась закричать. Но вместо крика из ее горла вырвались лишь хриплые звуки, похожие на шипение старинного проигрывателя для пластинок. Развернувшись, она бросилась бежать. Так же, как и тот «угорелый», она едва не поскользнулась на обледенелой шкурке. |