Давно хотел его слить. Слушай, Хмель, дашь нам уйти — отпустим. Затихарись. Как уйдем — нарисуешься.
Все это время из-за кучи бетонных блоков за ними наблюдали. Вороны сгрудились возле неподвижного человека, но, когда тот слегка повел головой, птицы с криком разлетелись. Он внимательно смотрел, как Князь потер руками веки, словно слова Вальтера его изрядно утомили. Пистолет при этом он так и держал в руках, отчего даже спокойный Вальтер отступил на пару шагов в сторону. Наконец Князь уставился на Хмеля тяжелым взглядом, и всем стало понятно, что он согласился с доводами Вальтера. Вальтер только того и ждал, он снова подался вперед, пытаясь перехватить затуманенный взгляд раненого Хмелевского:
— Ну, как, договоримся?
Капитан тяжело задышал, боль в ране вызвала короткую судорогу, отчего он с трудом прохрипел:
— Да!
Подельники облегченно вздохнули. Вальтер хотел было протянуть руку, чтобы помочь Хмелю подняться на ноги, как в этот самый момент, со стороны бетонных глыб, раздался короткий одиночный выстрел. Пуля со свистом прошила воздух и застряла в голове у Хмеля. Он снова упал. На этот раз замертво. На кожаный плащ Князя брызнула кровь.
«Твою ж мать!»
Вальтер бросился первым: «Туда!» У бетонных глыб он остановился, озираясь по сторонам — больше стрелять было неоткуда. Но стрелка и след простыл. Когда подбежал Князь, Вальтер уже успел осмотреть землю вокруг и не обнаружил ни единого следа. Разве что старый полуистлевший бычок сигареты.
К телу мертвого капитана уже слетались первые вороны.
2
Ей все казалось, сейчас она откроет глаза, а кругом свежая, похожая на туман из увлажнителя воздуха, зелень. Нимбом над каждой костлявой кроной, облаком над каждой черной клумбой. Весна. По пригоркам, по кольцам гравия вокруг подъездов и парковок карабкается, ползет, набирая мощь на каждом отвоеванном у зимы квадратном сантиметре. Как желтые вкрапления самородков — одуванчики. Как просыпанные стеклышки небесной мозаики — синенькие крокусы и мышиный гиацинт. Но нет. Только серый горизонт над серым асфальтом.
Им с Виктором повезло: в их коттеджном городке круглый год ярусами один над другим зеленела хвоя: можжевельники, вечно-живые кусты магонии, сосны и елки всех видов и размеров. Достаток обеспечивал профилактику от такого себе зрительного авитаминоза. Создавал иллюзию круглосуточного присутствия Персефоны, которая для других жителей города была полгода пленницей в царстве мрачного Аида.
При выезде из территории, прямо у шлагбаума, со стороны дороги, они заметили коробку со щенками. Месячные клубки шерсти высовывали остренькие мордочки из-за кромки разбухшего картона, принюхивались к новым запахам, прислушивались к странным звукам. Полуприкрытые глазки выискивали мать. Наверное, их подбросили сюда совсем недавно. Они еще не устали удивляться резкому повороту судьбы. Тамара дернулась к окну, но Виктор надавил на педаль газа.
— О них позаботится охрана, а у нас совещание.
— Наверное, ты прав, — она тяжело вздохнула. А про себя подумала, что на душе у нее сегодня особенно тяжело и забота о щенках скрасила бы ее день. Она бы отвезла их к ветеринару, а потом в проверенный приют. Дала бы объявления на OLX и Facebook. Нашла бы хорошие руки.
Некоторое время ехали молча, пока Виктор не притормозил на светофоре.
— Ты женщина, поэтому инстинкт велит тебе бросаться на защиту слабых и беспомощных. Но инстинкт — это рабство и подчинение нашему «животному» прошлому. Человек наделен свободой воли. Разум и стратегия — вот единственный принцип сегодняшней жизни. Правда, не для всех.
— Виктор, я понимаю. — Тамара отвернулась к окну. Ей стоило усилий не разозлиться на него, не расплакаться. Ей было жаль щенков. |