Я чувствовал себя обессиленным и всё пытался понять, как болезнь могла так сильно повлиять на меня, что я пропустил едва ли не целую жизнь. В голове мелькали какие-то обрывки будто бы незаконченной истории о судьбе, о дружбе, о любви и смерти, о жестокости и человечности, о мире, в котором так и остались неразгаданные тайны о его дальнейшей судьбе в нечистых руках… Но всё это сейчас казалось совершенно невозможным. Я шёл сквозь лес по уже немного затерявшейся в жёлтых листьях тропинке и убеждал себя, что лихорадка подарила мне удивительный по своей реалистичности сон. Да и в целом эти мысли довольно быстро улетучились, ведь шёл я не просто так: мой путь лежал к докам, а это значило, что я наконец увижу отца, раньше меня оправившегося от болезни. Наконец, впереди показалась речная гладь, так тепло блестящая в лучах октябрьского солнца, а с ней и старенький, но сделанный на совесть деревянный док, который прослужит ещё очень долго. На краю мостков виднелась до боли знакомая фигура. Чуть исхудалая, но всё такая же наполненная жизнью и крепко сжимающая удочку в жилистых руках. Я медленно двигался вперёд, зная, что будет дальше. Я присяду рядом и молча вдохну осенний воздух. Отец закурит самокрутку с едким диким табаком и потреплет меня по волосам, прищурившись, словно старый лис. Лёгкий ветер покачнёт камыш и поднимет в воздух несколько наиболее сухих листьев. И всё станет, как прежде.

Перед тем, как шагнуть на дощатую поверхность дока, я машинально поправил повязку на руке. Не задумываясь, я опустил глаза, и вдруг сердце будто бы остановилось на мгновение, протянувшееся вечность.

На моей правой руке был повязан мягкий, пахнущий океаном зелёный платок.