— Он оставил записку?

(и обвинил во всем меня?)

— Он надел нижнее белье своей жены, включил на кухне мусоросборник и запустил в него руку.

— Ка… какой ужас… — Энди так и сел. Не окажись за ним стул, он бы сел на пол. Ноги стали ватные. Он таращился на Кэпа Холлистера, борясь с подступающей тошнотой.

— Вы случайно не имеете к этому отношения, Энди? — спросил Кэп. — Может быть, вы его подтолкнули?

— Ну что вы, — отозвался Энди. — Даже если бы я мог… зачем?

— Возможно, вы не хотели на Гавайи, — сказал Кэп. — Возможно, вы хотели остаться поближе к дочери. Возможно, все это время вы нас дурачили, Энди, а?

Хотя Кэп Холлистер попал в яблочко, Энди немного отпустило. Если бы Кэп всерьез полагал, что Энди толкнул Пиншо на этот шаг, они бы сейчас не беседовали с глазу на глаз. Нет, это обычная процедура, не более того. У них, надо думать, достаточно фактов в досье Пиншо, чтобы не объяснять его самоубийство вмешательством сверхъестественных сил. Недаром же говорят, что среди всех профессий на первом месте по самоубийствам идут психиатры.

— Это неправда, — забормотал Энди. Он казался таким испуганным и растерянным. — Наоборот, я хотел на Гавайи. Я сразу ему сказал. А он взял и назначил новые тесты. А я хотел на Гавайи. Почему-то он меня недолюбливал. Но я, правда, не имею никакого отношения к… к тому, что с ним случилось.

Кэп раздумывал. Энди выдержал его взгляд и только потом опустил глаза.

— Ну что же, Энди, я вам верю, — сказал Кэп. — Последнее время Герм Пиншо был на взводе. Жизнь наша такая, ничего не попишешь. Да еще этот тайный трансвестизм… В общем, жене его не позавидуешь. Да уж, не позавидуешь. Но при этом мы не забываем о себе, не так ли? — Его глаза буравили Энди насквозь. — В любых обстоятельствах мы не забываем о себе. Вот ведь какая штука.

— Точно, — подтвердил Энди бесцветным голосом.

Опять повисла пауза. Когда Энди поднял глаза, он ожидал встретиться со взглядом Кэпа. Но нет, Кэп смотрел в окно на кроны деревьев и на далекую лужайку, при этом лицо его вдруг обмякло, стало каким-то потерянным — лицо человека, вздыхающего по старым, наверное, более счастливым временам. Кэп поймал на себе взгляд и брезгливо поморщился. Внезапно Энди ощутил приступ ненависти. Брезгует, ну еще бы! Кто перед ним — рыхлый, опустившийся наркоман… по виду, во всяком случае. Но не по твоему ли приказу меня до этого довели? И что ты там проделываешь с моей дочерью, старый вампир?

— Так вот, — заговорил Кэп. — Я рад сообщить вам, Энди, что вы полетите на Мауи. Как говорится, не было бы счастья… так, что ли? Словом, я уже начал оформление.

— Но… скажите, вы ведь не думаете, что я имею отношение ко всему этому?

— Ну, разумеется, нет. — Опять эта непроизвольная гримаса брезгливости. Тут Энди испытал тайное злорадство, какое, вероятно, испытывает негр, отдубасивший мерзавца белого. Но гораздо сильнее было в нем сейчас чувство тревоги, вызванное фразой: «Я уже начал оформление».

— Спасибо вам… Бедный доктор Пиншо. — Он на миг опустил глаза, но тут же оживился: — А скоро вы меня оправите?

— Как можно скорее. Не позднее конца следующей недели.

Девять дней от силы! Это было как удар в живот.

— Приятно было с вами поговорить, Энди. Жаль, что мы встретились при таких печальных обстоятельствах.

Он потянулся к селектору, и в ту же секунду Энди понял, что его надо остановить. В своих апартаментах, где все прослушивается и просматривается, Энди связан по рукам и ногам.