— Лейтенанта Хори переводят в Маньчжурию. Он больше не будет помогать нам и настаивал, чтобы мы отказались от решительных действий. Лейтенант Сига с самолетом тоже отпадает. Значит, связи с армией больше нет. Давайте думать, что нам теперь делать.

Исао выговорил все это на одном дыхании. Он пристально смотрел в лица, которые на мгновение словно накрыло волной, он чувствовал, что должен оглядеть всех. Именно сейчас «чистота» оказалась ничем не прикрытой. И обнаружить ее мог только Исао.

Легкомыслие Идзуцу нашло достойное выражение. Его лицо раскраснелось, казалось, он услышал хорошую новость.

— План можно еще проработать. Я думаю, не нужно менять день выступления. За нами дух. Военные, ну что же, они, в конце концов, думают только о собственной карьере.

Исао ждал реакции на эти слова, но так ничего и не услышал. Неудивительно, что подобное молчание, молчание затаившихся в чаще зверьков, ожесточило его. Он решил, что именно теперь придется проявить твердость.

— Идзуцу верно говорит. Действовать надо так, как мы решили. В конце концов, если оставить в стороне проблему командования, то мы не сможем только разбросать с самолета листовки и не получим нескольких пулеметов. Во всяком случае, листовки мы напечатаем, а потом решим, как их разбросать. Мимеограф уже купили?

— Завтра куплю, — ответил Сагара.

— Ладно. У нас есть японские мечи. И для нас, «Союза возмездия» эпохи Сева, это последнее прибежище. Сократим план атаки и возвысим наш боевой дух. Я верю, раз мы дали клятву, то придут все.

Сразу раздались громкие возгласы одобрения, но пламя не взметнулось на ту высоту, о какой мечтал Исао. Пламя, которому следовало быть высотой в тридцать сантиметров, на деле оказалось сантиметров на пять ниже, и эта незначительная разница, отчетливо различимая, как на холодной шкале, давила на сердце. Один Сэрикава был заметно воодушевлен, отшвырнув орехи, он с криком: «Действовать! Действовать!» — крепко сжал руку Исао, потряс ее и, как обычно, прослезился. Исао воспринимал его так же, как девочку, продающую спички, — только он навязывал не товар, а свои шумные эмоции. Сейчас ему хотелось другого.

Этим вечером все допоздна обсуждали, как можно сократить план, обозначались две группы: одна предлагала отказаться от нападения на Японский банк, другая — все-таки напасть на него, к общему заключению не пришли и, решив снова собраться завтра вечером, разошлись.

Перед самым уходом трое — Сэяма, Цудзимура и Уи сказали, что им надо поговорить с Исао, и задержались. Сагара и Идзуцу собирались остаться вместе с ними, но Исао отослал их. Остающиеся на ночное дежурство Комэда и Сакакибара тоже на некоторое время вышли.

Четверо вернулись в холодную комнату. Не спрашивая, Исао уже понял, о чем собираются сказать эти трое.

Сэяма, не давая заговорить другим, начал сам. Опустив лицо, на котором кожа на щеках была словно изрыта следами прыщей, он, вороша щипцами пепел в жаровне, с отстраненным видом излагал свои мысли:

— Поверь, я говорю это из дружеских чувств, мне кажется, что решительные действия надо отложить. Я не сказал этого при всех, потому что мы ведь обсуждали, как будем действовать, и меня могли неправильно понять. Да, мы в храме дали клятву богам. Но клятва ведь предполагает, что есть определенные обстоятельства, разве это не то же самое, что договор?

— Клятва и договор — разные вещи! — возмущенно прервал его стоящий рядом Цудзимура, он хотел опередить Исао, говорил его словами, но на самом деле угождал Сэяме. Следующие слова Сэямы разозлили Исао:

— Да, это не одно и то же. Нельзя их путать. Просто неудачно выразился, прошу прощения.