В восемь часов пятнадцать минут Хабаров вырулил на чуть припорошенную свежим снежком, голубевшую под косыми лучами раннего солнца взлетную полосу.

Бортовой инженер Василий Акимович Болдин еще раз оглядел контрольные приборы и доложил:

— Инженер к взлету готов.

Следом откликнулся штурман Вадим Орлов:

— Штурман к взлету готов.

Радист Эдик Волокушин замешкался было, но Хабаров не успел спросить его, в чем дело, как Эдик тоже доложил:

— Радист к взлету готов.

И тогда Хабаров сказал командному пункту:

— Акробат, я — Гайка, к взлету готов.

— Гайка, я — Акробат, взлет разрешаю.

Летчик отпустил тормоза, и машина неохотно двинулась с места. Лениво набирая скорость, корабль побежал вдоль полосы.

Подъемная сила нарастала медленно. Колеса еще чертили по заснеженному бетону, а консоли уже потянулись вверх, напружинились, будто руки гимнаста, готовясь принять на себя все двести тонн веса.

Летчик приподнял нос самолета и ждал скорости отрыва.

Но прежде чем корабль повис на плоскостях, Хабаров почувствовал: что-то случилось. Почти неуловимый толчок, легкое содрогание не назвали ему опасности, только предупредили: «Берегись!» И тут же корабль отошел от бетона и осторожно полез вверх.

— Командир, — сказал штурман, — срезало правую тележку шасси.

Летчик подумал: «Этого не хватало», — и, стараясь произносить слова как можно спокойнее, спросил:

— По какому месту срезало?

— Как раз по стакану, командир. Начисто срезало!

Летчик поманил к себе инженера:

— Без колесной тележки стойка уберется, Акимыч?

— Должна убраться.

— Убирай шасси.

Инженер перевел кран уборки на подъем. Сначала погасли зеленые лампочки сигнализации, потом вспыхнули красные — шасси убралось.

Летчик уходил на заданную высоту. Земле он доложил о случившемся и сообщил, что пока намерен выполнять основное задание, а экипажу сказал:

— Работаем по основной программе.

Машина тянулась на заданную высоту. Хабаров пилотировал корабль точными, аккуратными движениями и думал. Следовало принять решение. Какое? Этого он пока еще не знал, но время было, и Хабаров не спешил. На заданной высоте экипаж приступил к испытаниям.

Тем временем на аэродром приехал Генеральный конструктор Вадим Сергеевич Севс, примчались его заместители и помощники, несколько позже прибыл заместитель министра. Все собрались в кабинете начальника летной части.

— Докладывайте, — сказал заместитель министра, ни к кому персонально не обращаясь.

— Насколько можно судить по данным внешнего осмотра тележки, причина поломки — технологический дефект литья…

— С этим у вас еще будет время разобраться, — сказал заместитель министра, — виноватых найти успеете и оправдательные документы сочинить тоже успеете. Тут я за вас спокоен. Что дальше будем делать?

— Я полагаю, — сказал Генеральный, — что сажать их придется на фюзеляж. С точки зрения безопасности это наиболее надежное решение.

— Машина, конечно, выйдет из строя по крайней мере на полгода, но что делать? — сказал кто-то из инженеров Севса.

— А экипаж вы хотите оставить на борту? — спросил начлет.

— Вадим Сергеевич, а может быть, все-таки приземлять их на одну основную тележку и переднюю ногу?

— Сесть они сядут. А потом? Потом стойка без колес ткнется на скорости в землю, машину развернет, и… собирай кости…

— Это надо еще посчитать…

Инженеры заспорили.