Говорил:
— Как все науки превзойдешь, так родишь сына.
И она превзошла науки и родила Андрюшку. Хабаров любил сына и никак не мог примириться с тем, что, на его взгляд, Андрюшка рос слишком медленно.
Когда парню исполнилось два года, Хабаров притащил в дом настоящие лыжи с жесткими, пружинными креплениями. Крепления были сделаны на заказ в авиационных ремонтных-мастерских, и ботинки пошиты на заказ. Все это стоило очень дорого и добыто было с большим трудом.
— Ты с ума сошел, — сказала Кира, — он же еще маленький для таких штук.
— Ничего, пусть привыкает.
Однажды невзлюбившая Хабарова подруга Киры Соня пришла в дом, когда хозяйки не было. О чем она говорила с. Виктором Михайловичем в тот вечер, Кира, естественно, не знала. Но, вернувшись, сразу почувствовала: настроение у мужа испорченное.
— Ты чего невеселый?
— Так, — сказал Хабаров.
— Кто был твой отец?
— Как кто? — не поняла и удивилась Кира.
— Ну, какую должность занимал, кем работал?
— Тебе для анкеты надо?
— Нет. Сам хочу знать.
— Папа окончил Тимирязевскую академию, всю жизнь занимался, овцеводством и считал это дело самым важным на свете…
— А за что же ему присвоили генеральское звание?
— Какое генеральское звание? Он работал в министерстве, был начальником главка, членом коллегии…
— Очень интересно. А вот твоя Соня объяснила мне сегодня, что ты генеральская дочка и мне следует это иметь в виду.
— Если хочешь, папа действительно занимал генеральскую должность… По масштабу… Понимаешь?
— Это ты сама Соне объяснила?
— Ну, а если даже сама, то что?
— Глупо. Так бессмысленно и бездарно врать — глупо. Они поссорились в тот вечер. А Кира так и не поняла, что взбесило Хабарова, чем были вызваны его злые слова:
— Смотри, Кира! Если ты мне когда-нибудь так по-дурацки соврешь, берегись. Я не проглочу.
Как-то, прибирая в квартире, Кира нашла на его столе страничку из большого блокнота, исписанную четким прямым почерком Хабарова. Начала текста не было, конца тоже не было, и Кира не могла понять, что это — заявление, объяснительная записка, может быть, черновик выступления. Хабаров писал:
«….и продолжаю настаивать: в стране с всеобщей грамотностью, с громадными тиражами периодических изданий, с невероятным числом подписчиков выпуск стенных газет — бессмысленная трата времени. Анахронизм чистейшей воды.
Но еще больше меня удивляет, для чего вы, занятые люди, расходуете время и энергию, утомляете серое мозговое вещество на расследование и обсуждение «вопроса». Говорил или не говорил, когда, кому, при каких обстоятельствах? Чего тут расследовать? Спросили бы у меня сразу, и я б вам сказал: говорил! Думаю так, а не иначе и скрывать свои мысли не имею причин. И все было бы ясно.
Полагаю, что моя идейность, если уж возникла необходимость в ее контроле, может быть измерена другими методами и совсем иными параметрами. Проверьте, честен ли я в оценке той техники, которую испытываю. Если найдете изъян в оценках, пристрастность, соглашательские тенденции или что-нибудь подобное — бейте меня. Установите, достаточно ли принципиален в своем подходе к делу, к людям, позволяю ли себе скользкие сомнительные формулировки в заключениях, которые подписываю. Найдете, что недостаточно принципиален — наказывайте, изгоняйте.
Неужели вы не понимаете, что человека следует проверять по его поступкам, по его делам? Неужели вы не видите, где главное, а где второстепенное? И разве вам дано право унижать человеческое достоинство весьма сомнительными способами ведения…»
Вечером, когда Хабаров вернулся домой, Кира спросила:
— У тебя неприятности, Вить?
— С чего ты взяла?
Кира показала ему блокнотный листок. |