– Полагаю, ты права. Но если бы ты не оставила Уина, то не узнала бы Джека.

– Я считала, что тебе Джек не нравится.

– С чего это ты взяла?

– Но ты и Уин так…

– Я знаю, кем кажусь тебе, – оборвала ее Корделия. – Упрямой старухой, закоренелой в своих привычках, не желающей меняться. Не желающей признать, что брак, который я считала идеальным, оказался совсем иным. – Она вдруг сцепила руки, лежавшие до этого свободно на коленях. Обручальное кольцо с бриллиантом, которое Корделия не сняла и после смерти мужа, сверкнуло на побелевшем пальце. – Но в последнее время мне многое пришлось понять.

– Папа, – понимающе кивнула Грейс.

Корделия нагнула голову, уткнувшись лбом в крепко сжатые ладони.

– Знаешь ли ты, что это такое – любить кого-нибудь так сильно, что сама мысль о том, что этого человека нет в твоей жизни, или о том, что он тебя не любит так глубоко, как ты его, подобна смерти?

Грейс подумала о Джеке, и ей страстно захотелось, чтобы он любил ее хотя бы наполовину так же сильно. По крайнем мере, настолько, чтобы простить ее.

– После того, как ты и твоя сестра появились на свет, – мать опустила руки и подняла голову, при этом ее седые локоны коснулись щек, – мне казалось, будто мы четверо образовали некий волшебный круг, и ничто плохое не сможет проникнуть внутрь него и сделать нам больно. – Она судорожно вздохнула. – Я не приняла в расчет боль, идущую изнутри.

– Он сделал это не для того, чтобы причинить тебе боль.

– Может, и так. Но боль не становится меньше от того, хотел он этого или нет.

Крепко сжатые губы матери и странная неподвижность взгляда выдавали ее гнев. Это хорошо, подумала Грейс, что она не держит его внутри себя.

– Я знаю, ты на меня сердишься, – мягко произнесла дочь. – И не осуждаю тебя за то, что ты думаешь, будто я написала эту книгу, отчасти чтобы отомстить тебе. Конечно, это не так, но дело ведь не в этом. Ты и я – наша с тобой проблема уходит в прошлое.

– Ты была такой своенравной девочкой, – мягко сказала мать. – Всегда перечила мне, оспаривала любой совет, любой довод. Мне казалось, что нужна сильная рука, чтобы управлять тобой. – Печальная улыбка искривила ее губы, казавшиеся без обычной розовой губной помады странно обнаженными. – Это было бы на пользу нам обеим.

– Не нужна мне была сильная рука, – ответила Грейс. – Все, что мне было нужно, – это чтобы ты выслушала меня. Так же, как сейчас. Я хочу, чтобы ты меня выслушала.

– Некоторые вещи слишком тяжело слушать.

– Даже правду?

– Особенно правду. – Корделия отвела взгляд, лицо ее исказилось от боли. Помолчав секунду, она добавила: – Я разговаривала с Нолой Эмори.

Грейс озадаченно уставилась на нее.

– Когда?

– Сегодня. Мы встречались в парке.

– О, мама…

Грейс внезапно охватило сострадание к ней.

– Многие вещи не так уж ужасны, как мы себе их представляем, – сказала Корделия сдавленным голосом, который совсем не вязался с ее словами.

Грейс поднялась и подошла к матери. Положив руку ей на плечо, она почувствовала острые косточки, напомнившие ей изящную, но крепкую антикварную мебель, которой был заставлен старый дом в Блессинге.

– Но в конце концов он ведь выбрал нас.

– Да, он выбрал нас. – Мать вперилась взглядом в книжный шкаф напротив нее. – Но это не меняет нынешней ситуации, так ведь? Весь этот скандал – не могу представить, что будет, когда я вернусь в Блессинг.