|
Его душа придворного никак не могла поверить, что ему предлагалось то, в чем отказывали королю. Губы у него опять пересохли, он проглотил еще стакан вина и бережно закрыл шкафчик. - Давайте объяснимся... - Но... Мне казалось, и так все ясно между нами, - Анжелика с легкой усмешкой посмотрела ему прямо в глаза. Очарованный, он упал на колени подле дивана. Его руки охватили ее стройную талию. Он склонил голову - в порыве преклонения и страсти одновременно - и припал губами к атласной коже, там, где раздваивались груди вдыхая волшебный аромат, таившийся там в тени, аромат Анжелики. Она не отпрянула, лишь шевельнулась чуть заметно и прикрыла своими чудесными веками то, что вспыхнуло в ее взгляде. Потом он ощутил, как она выгнулась, отдаваясь его ласкам. Его охватило безумие, отчаянное стремление овладеть этим душистым, упругим, крепким и в то же время хрупким, как фарфор, телом. Его губы жадно покрывали поцелуями ее кожу; привстав, он дотянулся до прелестной округлости плеча, потом до неожиданно теплой ямочки у шеи и чуть не потерял сознание от восторга. Рука Анжелики потянулась к нему, прижала к себе его голову, а пальцы ее легли на его щеку, так что он должен был направить на нее взгляд. Ее изумрудные глаза чуть потемнели, стали цвета морской воды, они прямо упирались в неподатливые синие мортемаровские глаза, на этот раз потерпевшие поражение. Де Вивонн едва успел подумать, что в жизни не встречал подобной женщины, не испытывал такого пронзительного наслаждения. - Вы возьмете меня на Кандию? - спросила она. - Я думаю... Я думаю, что не могу не взять, - хрипло проговорил адмирал. Глава 8 Анжелике потребовалось все ее искусство, чтобы привязать к себе столь пресыщенного прожигателя жизни, который не мог удовлетвориться пассивным подчинением. Она то была спокойна, то смеялась, то вдруг - словно встревожившись и застеснявшись, - отталкивала его, от новых его попыток увертывалась, и ему приходилось умолять ее, униженно просить и, наконец, умирая от нетерпения, добиваться своего. - Как мы себя ведем?.. Это же неблагоразумно. - А с какой стати нам держаться благоразумно? - Не знаю... Только... ведь вчера мы почти не были знакомы. - Не правда. Я всегда восхищался вами, обожал вас молча. - Ну, а я, должна признаться, считала вас просто забавным. Сегодня я вас увидала словно впервые. Вы гораздо... гораздо более способны внушать смятение, чем я раньше думала. Мне даже немножко страшно. - Страшно? - Мортемары так жестоки! О них столько рассказывают. - Чепуха!.. Забудьте обо всех опасениях... Милая!.. - Нет... Ох, господин герцог, дайте же мне вздохнуть, прошу вас. Послушайте же. Я придерживаюсь того принципа, что некоторые вещи можно позволять только очень, очень давнему любовнику. - Вы очаровательны! Но я сумею заставить вас пересмотреть свои принципы... Вы думаете, это мне не по силам? - Может быть... Теперь я уже не знаю. Они страстно перешептывались в полумраке - последняя свеча уже догорала, и Анжелика полностью отдалась страшной и сладкой игре, непритворно дрожа в крепких руках, гнувших ее и подчинявших. Свечка вспыхнула последний раз, и наступившая темнота обволокла Анжелику, делая ее добровольной участницей всего, что творилось под покровом этой тьмы. И Анжелика слепо и покорно соскользнула в пучину сладострастия, вечно новую и неожиданную для нее. |
