– Приказано слепую чухонку розыскать… – ответил лакей и вышел на улицу.

Лавочник последовал за ним.

– Здесь, ваше превосходительство! – подскочил к генеральше лакей. – Извольте выходить.

– Вам ежели сердце, сударыня, приворожить, то лучше к казаку ступайте, – прибавил лавочник.

– Андриан! Скажи ему, чтоб он не совался не в свое дело… – вздохнула генеральша.

Лакей махнул рукой лавочнику: «дескать, молчи» – и повел генеральшу на двор.

Двор был грязный; попадались какие-то навесы со стоящими под ними телегами, амбары; на дверях одного из амбаров мелом было написано: «я картина, а ты скотина». Из-за угла выскочила собака и бросилась на генеральшу. Лакей принялся отгонять. Собака хуже, так и заливалась лаем. Вышла баба и догнала собаку.

– Вы к скубенту, что ли? Тут у нас скубент в газетах пропечатался… – спросила она.

– Нет, нам ворожею, слепую чухонку, – отвечал лакей.

– А… вот в эту дверь. Только вам придется подождать, – народ есть. У вас серебро верно пропало?

Ответа не воспоследовало. Лакей отворил дверь, обитую рогожей, на которой была вывеска с сапогом и надписью: «Сапож. ц. маст. Трифон Куз.» Барыня вошла в кухню, где её так и обдало запахом кожи, печеного хлеба и дыма. У окна сидел сапожник в тиковом халате и набивал коблук у сапога.

– Ворожею бы мне… – сказала барыня.

– Занята теперь. Извольте присесть…

Сапожник указал на лавку. Барыня села. Лакей стал у дверей. В кухне, на полуобломанных стульях, сидели трое: купец в енотовой шубе, молодая разряженная барынька в опушенной соболями шубке, с плутовскими глазками и с бриллиантовыми кольцами на пальцах, да пожилая женщина в сером байковом платке на голове и в кацавейке. Купец вздыхал и отирал потное лицо фуляром.

– Однако долгонько она барина-то исповедует, сказал он и мигнул на дверь. – Вы здесь в первый раз, сударыня? – обратился он к генеральше.

– В первый раз, – отвечала та, хмурясь.

– Из-за воровства или по части мужниного запоя?

– Андриан! – вскинула барыня глазами на лакея.

– Не извольте, господин купец, не в свое дело лезть! – дернул купца за шубу лакей. – Оне – генеральша.

– Что-ж, и у генеральш мужья запивают. Будто и спросить нельзя?! – огрызнулся купец.

– Сидите и свою думу думайте!

Купец умолк, стал смотреть по сторонам, изловил на стене таракана, оторвал у него две ноги и бросил его на пол.

– Это неверная примета, чтоб ноги тараканам рвать, – все равно водиться будут… заметила ему женщина в платке. – Бурой ежели – не в пример лучше…

– Ах, как долго! Это даже ужасти как удивительно… прошептала молоденькая барынька в соболях, и, встав со стула, подсела на лавку рядом с генеральшей. – А страху подобно, как эта самая гадалка верно гадает, и, ведь, сама слепая… обратилась она после некоторого молчания к генеральше. – Выберете вы, примерно, карту, и ежели вы на коварного мущину гадаете, то безпременно должны этой карте глаза выколоть, королю то-есть, – и как на блюдечке всё об этом предмете вам разскажет… И как она при своей слепоте карты видит – ужасти подобно!

– У неё глаз один цел, но только зрак поврежден, и ежели покосясь, то она как бы в тумане обозревает, – вставил свое слово сапожник и опять забил молотком.

– Нет, совсем слепая! – возразила женщина в платке.