Лейтенант Прекл сказал:
— Полковник Лансер, мы обнаружили при обыске динамит.
И Лансер сказал:
— Тише!
Оурден продолжал:
— «Если вы думаете, что, умерщвляя людей, воспрепятствуете укорять себя за развратную жизнь, то судите несправедливо». — Он нахмурился и сказал: — Это все, что я помню. Остальное ускользнуло.
И доктор Уинтер сказал.
— Что ж, неплохо, принимая во внимание, что с тех пор прошло сорок шесть лет, а вы и тогда, сорок шесть лет назад, знали это не блестяще.
Лейтенант Прекл перебил его:
— Мы обнаружили у нескольких человек динамит, полковник Лансер.
— Они арестованы?
— Да, сэр. Капитан Лофт и…
Лансер сказал:
— Передайте капитану Лофту, чтобы держал их под стражей. — Он снова овладел собой, вышел на середину комнаты и сказал: — Оурден, надо прекратить это.
И мэр беспомощно улыбнулся.
— Их уже не остановишь, сэр.
Полковник Лансер резко сказал:
— Я арестовал вас в качестве заложника, чтобы народ сохранял спокойствие. Таковы данные мне распоряжения.
— Но это ничему не поможет, — просто сказал Оурден. — Вы не понимаете. Когда я стану помехой, народ обойдется и без меня.
Лансер сказал:
— Признайтесь мне честно: если народ будет знать, что первый подожженный запал подведет вас под пулю, как он поступит?
Мэр беспомощно оглянулся на доктора Уинтера. И в эту минуту дверь спальни открылась, и в приемную вошла мадам с цепью мэра в руках. Она сказала:
— Ты забыл ее надеть.
Оурден спросил:
— Что? Ах, да! — и нагнул голову. Мадам надела ему цепь на шею, и он сказал: — Спасибо, дорогая.
Мэр взял цепь в руки и посмотрел на золотую медаль с выбитой на ней эмблемой его должности. Лансер настойчиво повторил свой вопрос:
— Как народ поступит?
— Я не знаю, — сказал мэр. — Думаю, что подожгут запал.
— А если вы обратитесь к ним с просьбой не поджигать?
Уинтер сказал:
— Полковник, сегодня утром я видел, как один маленький мальчик лепил снежную бабу, а трое вполне взрослых солдат стояли рядом и следили, чтобы у него не получилось карикатуры на вашего Предводителя. И мальчик все-таки добился некоторого сходства, прежде чем его снежную бабу уничтожили.
Лансер презрел слова доктора.
— А что если вы обратитесь к ним с просьбой не поджигать? — повторил он.
Оурден стоял, точно в полусне; глаза у него были закрыты, он напряженно думал.
— Я не очень храбрый человек, сэр. Я думаю, что они все равно подожгут, — ему трудно было говорить. — Я надеюсь, что подожгут, а если попросить их не делать этого, им будет тяжело за меня.
Мадам спросила:
— О чем вы говорите?
— Помолчи минутку, дорогая, — сказал мэр.
— Значит, вы думаете, что подожгут? — допытывался Лансер.
Мэр гордо сказал:
— Да, подожгут. Мне не приходится выбирать между жизнью и смертью, сэр… Но покончить счеты с жизнью я могу по своему выбору. Если я скажу: прекратите борьбу, им будет тяжело за меня, но борьбы они не прекратят. Если я скажу: боритесь, они обрадуются за меня, и я, человек не очень храбрый, помогу им стать чуточку храбрее, — он улыбнулся извиняющейся улыбкой. — А раз конец мой предрешен, мне ничего не стоит это сделать.
Лансер ответил:
— Если вы решите так, мы скажем им, что вы решили иначе. Мы можем сказать им, что вы умоляли сохранить вам жизнь.
И Уинтер сердито перебил его:
— Они не поверят. |