Они поднялись по ступенькам и прошли в её гостиную, где стояли мягкие кресла-качалки, а лампы покрывали китайские абажуры с изображениями роз. Даже половики были сшиты из чистых лоскутков.

— Уютно у вас, — сказала Элизабет, подняв глаза на широкое, с выступающими скулами, лицо Рамы. Чёрные брови почти срастались на её переносице, густые волосы падали, закрывая лоб.

— Уют создала я, — сказала Рама. — Надеюсь, у вас будет также.

Сообразно обстоятельствам Рама была одета в плотно облегающее тело платье из чёрной тафты с широкой юбкой, которая шуршала при каждом её движении. На шею она надела амулет из слоновой кости на серебряной цепочке, привезённый каким-то её предком-моряком с островов Индийского океана. Она уселась в кресло-качалку, сидение и спинка которого были обиты тканью с цветочным узором. Свои длинные белые пальцы Рама вытянула на коленях, как пианистка, берущая сложный аккорд.

— Садитесь, — сказала она. — Вам придётся подождать.

Элизабет чувствовала силу Рамы и ощущала обиду, но взять верх над этой уверенной в себе женщиной ей ничего не стоило. Она грациозно присела, скрестив руки на коленях.

— Вы ещё не рассказали мне, что случилось.

Рама мрачно усмехнулась.

— Бедное дитя, в плохое время вы приехали. Любое время могло бы стать плохим, но нынче у нас просто скандал, — она снова сжала пальцы. — Сегодня ночью Бенджамен Уэйн получил нож в спину, — сказала она. — Через десять минут он умер. Через два дня его похоронят, — она посмотрела на Элизабет и невесело улыбнулась, ибо знала о том, что случилось, всё до мельчайших подробностей.

— Теперь вы знаете, — продолжила она. — Сегодня ночью спрашивайте, о чём хотите. Мы все взвинчены и не в себе. Такие вещи выбивают из колеи. Сегодня ночью спрашивайте, о чём вам угодно. Завтра нам может быть стыдно. Похоронив Бенджи, мы никогда не будем вспоминать его. А через год мы даже забудем, что он вообще когда-то жил на свете.

Элизабет выпрямилась в своём кресле. Всё так не совпадало с её представлениями о том, как она входит в дом, принимая свидетельства почтения от этого семейства, и заставляет себя быть благодарной. Помимо её воли комната поплыла у неё перед глазами. Она сидела на краю глубокого чёрного омута и видела огромных бледных рыб, таинственно движущихся в его глубине.

— Почему его зарезали? — спросила она. — Я слышала, это сделал Хуанито.

Снисходительная улыбка слегка коснулась губ Рамы.

— Потому что Бенджи был вор. Ему не было нужно то, что легко доступно. Он потихоньку воровал самое ценное — девичью честь. Вот он и напивался, чтобы украсть частичку смерти, а теперь получил её всю. Это должно было случиться, Элизабет. Если бросаешь большую пригоршню бобов в неподвижно стоящий напёрсток, один обязательно попадёт в него. Теперь вы видите? Хуанито пришёл домой и застал воришку за работой. Мы все любили Бенджи, — сказала Рама.

— От презрения до любви один шаг.

Перед натиском Рамы Элизабет чувствовала себя совсем одинокой и беззащитной.

— Я так долго была в дороге, — стала оправдываться она.

— И я не обедала. Я даже не умылась.

По мере того, как она вспоминала одно за другим всё то, что ей пришлось пережить, губы её начали дрожать. Взгляд Рамы смягчился, теперь, глядя на Элизабет, она увидела в ней женщину, только что вышедшую замуж.

— А где Джозеф? — с неудовольствием поинтересовалась Элизабет. — Это наша первая ночь в доме, а он ушёл. Я даже не могу выпить воды.

Тут Рама встала, аккуратно расправив свою шуршащую юбку.