На небе сгущались небольшие облака; они во множестве стремились на восток, чтобы соединиться с целой армадой туч, уже нависшей над грядой холмов. Из-за западных гор, с океана, двигались, прижавшись друг к другу, серые облака. Короткими порывами, словно преодолевая что-то, задул, качая ветки деревьев, ветер. Лошадь легко преодолела обратный путь до реки; она часто поднимала голову, вдыхая свежий предгрозовой воздух. Кавалерия облаков прошла, а за ней, в такт раскатам грома, двинулась чёрная фаланга туч. Джозеф задрожал от ощущения переполнявшей его силы. Река, казалось, ускорила своё течение и, взбудораженная, бежала по камням, которые встречались на её пути. Начался дождь, его крупные редкие капли застучали по листьям. Раскаты грома, словно падающие в воду кессоны, загрохотали в небе. Капли дождя, уменьшившись и став тоньше, бороздили воздух и шелестели в листве. Вся одежда Джозефа вмиг пропиталась водой, намокла и его лошадь. В реке, над которой кружились бесформенные стаи мошкары, бились форели; стволы деревьев потемнели.

Тропинка снова свернула в сторону от реки, и, пока Джозеф добирался до своей палатки, облака, словно серый шерстяной занавес, стали двигаться назад, с запада на восток. Чуть позже, поблёскивая на стебельках трав, короткими вспышками возникая в каплях, попавших в бутоны полевых цветов, над мокрой землёй засветило солнце. Возле палатки Джозеф спешился, расседлал лошадь, насухо вытер её круп и только потом отпустил усталое животное пастись. Сам он задержался, остановившись в мокрой траве у входа в палатку. Заходящее солнце, играя, окрасило багрянцем волосы на его висках, вечерний ветер ерошил его бороду. Желание обладания загорелось в его глазах с новой силой, когда он взглянул на огромную долину, лежащую у его ног. Теперь это желание превратилось в страсть. «Мо-о-ё, мо-о-ё, — пропел он, — и вглубь всё мо-о-ё, и до центра Земли всё мо-о-ё!» Он перешёл на сухое место. Восторг, усиливаясь, пронзил его острой требовательной болью, которая горячей рекой растеклась по всему телу. Лицом вниз он бросился на траву и прижался щекой к мокрым стебелькам. Его пальцы хватали мокрые травинки, вырывали их, хватали снова и снова. С трудом он смог оторвать свои бёдра от земли.

Постепенно возбуждение покинуло его, замерзшего, напуганного, сбитого с толку. Присев на корточки, он стёр грязь с бороды и губ. «Что это было? — спросил он себя. — Что это на меня нашло? И откуда такое сильное влечение?» Он попробовал воспроизвести в памяти, как всё в точности происходило, и понял, что на мгновение земля стала его женой. «Мне нужна жена, — сказал он. — Без жены здесь будет слишком одиноко». Он устал. Всё его тело ныло, будто он совершил восхождение на высокую гору, а мгновение экстаза испугало его.

На небольшом костерке, разожжённом перед входом в палатку, он приготовил свой нехитрый ужин, а потом, когда наступила ночь, сел прямо на землю и, чувствуя, как она вздрагивает, смотрел на холодные белые звёзды. Костёр прогорел до углей, а Джозеф слушал, как за холмами воют койоты, пронзительно блеют овцы, шуршат в траве, бросившись врассыпную, полевые мыши. Через некоторое время над восточной грядой гор показалась луна золотисто-медового цвета. Пробившись сквозь частокол сосен, свет её лика упал на холмы. Луна чуть-чуть задержалась, словно освобождаясь от чёрного ствола сосны, который мгновением раньше наколол её на себя, а затем поплыла вверх.