— Не двигайтесь, — зашептал я, — она рядом с вами.

— Возьмите журнал, — одними губами приказал Смит. — Только, ради Бога, не промахнитесь.

Я выбрал свежий номер «Ревю де Монте-Карло», любимое развлечение бедного Петри. Ему так и не удалось выиграть на рулетке состояние, а сколько было теорий!

Стараясь неловким движением не вспугнуть насекомое, я бесшумно подошел к столу.

Найланд Смит был совершенно спокоен. Кажется, ему было даже любопытно, что из всего этого выйдет. На столе сидела моя жертва. Доли секунды для замаха мне хватило, чтобы подробно разглядеть ее. Длинные узкие коричневые крылышки; мохнатая голова с темно-зелеными шарами глаз. Удар мой был меток. На бумагу брызнули пурпурные пятнышки дрозофилума. Они были чертовски похожи на пятна, которые я видел на листочках растения-мухоловки в коллекции Петри. С той разницей, что эти пятна были свежие.

Мистер Смит посмотрел на результат моей работы.

— Хлопните еще, — сказал он.

Я повторил удар. Смит склонился над мертвым насекомым.

— Так, Стерлинг, и вы не знаете, что это за муха?

— Нет, мухи не входят в область моих профессиональных интересов. Но я могу рассказать вам кое-что о растениях-мухоловках.

Забрав из моих рук журнал, он подтолкнул мертвое тельце поближе к свету.

— Ха! Вот так добыча! — воскликнул мистер Смит. Он схватил линзу, лежавшую под рукой, и жадно принялся рассматривать дохлое насекомое.

Я отвернулся и посмотрел на Петри. Он лежал неподвижно. Черты лица обострились; кожа приобрела мертвенно-серый оттенок. Багровое пятно расползалось по его лбу огромным кровоподтеком, и у меня не было уверенности, что оно когда-нибудь остановится. Сейчас, в эту секунду, мной владело горестное убеждение, что мой друг умирает, умирает медленно и неотвратимо, и никто во всем мире не сможет возвратить его к жизни. Мысли мои лихорадочно перескакивали с предмета на предмет: от событий минувшего вечера — к мертвому насекомому на столе, от насекомого — к зловещему желтому лицу, которое еще так недавно злобно смотрело на меня из темноты…

Неужели эта страшная эпидемия, весь этот ужас, унесший несколько жизней, направляется человеческой рукой? Для чего? Зачем? В это трудно было поверить.

Я обернулся к мистеру Смиту, к его склонившейся напряженной фигуре, которая резко выделялась в круге света от настольной лампы. Вокруг со всех сторон к нам подступала темнота, и желание немедленно закрыть стальные жалюзи на окнах охватило меня.

Эту процедуру я совершил без каких-либо комментариев со стороны Найланда Смита. Но когда зловещий мрак ночи был отрезан от нас стальным забралом жалюзи, Смит, словно очнувшись, выпрямился и спросил меня:

— Стерлинг, — во взгляде его пронзительных серых глаз полыхало пламя, — вы, ботаник, когда-нибудь сталкивались с настоящим генус-гибридис?

— Вы имеете в виду нечто среднее между лилией и розой или, может быть, дуб с растущими на нем яблоками?

— Точно!

— В натуральном виде — никогда, только на рисунках. Хотя о некоторых любопытных гибридах время от времени сообщается в печати. Конечно, все эти уродцы не жизнеспособны и могут быть выращены только в специально созданных условиях. Японцы в этом деле большие знатоки.

— Вы правы. Но природа идет своим путем. Взгляните, Стерлинг. — Он показал на стол. — Здесь лежит насекомое, которое я принял за муху цеце…

— Муха цеце! Боже мой, здесь?

Он мрачно улыбнулся.