— Беги, — опустил он её на пол, разомкнув руки.

Девица недоумённо хлопнула глазами, а затем поджала дрожащие губы, развернулась и припустила по длинному переходу.

Мирослав пихнул тяжёлые широкие двери, вошёл в залитую светом горницу и, только ступил на порог, сразу же столкнулся с суровым взглядом князя Святослава. Он сидел не один, а в кругу приближенных бояр и Дарёна, который прожигал глазами младшего. Мирослав готов был побиться об заклад — Дарён догадался, что произошло за дверью.

Матушки не было, да и княжны Дарёна Любомилы, той самой наследницы Вяжера.

Пройдя по пёстрому ковру, Мирослав поднялся на ступеньку, где на площадке простирался длинный стол, выстеленный белой скатертью. Подхватил корчик и зачерпнул сбитня, глотнул питья, в нос ударил пряный душок, смесь гвоздики с корицей.

— Не умаялся в бане? — подтрунил Дарён.

— Нет, — буркнул Мирослав небрежно, буравя взглядом брата, допил остатки сбитня. Никак старший так рассерчал из-за отшельницы, что теперь только и знает, поддеть как.

— Совсем ты его разбаловал, отец, — посмеялся княжич.

Мирослав упал на лавку напротив брата.

— Будет тебе, Дарён, — пробасил Святослав. Голос его был грудной, что гром в утробе неба. — Должны сдружены быть, плечо подставлять, помогать, а вы грызётесь что волки. Ты, Дарён, старший, терпеливее будь, опекай, покуда брат силы не наберётся.

Дарён взглянул на Мирослава, серые глаза его морозно блеснули. О том, что вчера приключилось, Дарён не сболтнул, и на том спасибо.

Утихшая горечь снова всколыхнулась в груди, напоминания Мирославу о проклятии и о том, как пьёт оно из него последние жизненные соки, медленно, но верно подводя к чертогам Нави.

Святослав поднялся, прошёл к широким, во всю стену, сводчатым окнам. За ними простирался детинец и полкняжества Кавии. Князь, будто каменный утёс, стоял неподвижно и щурился на восходящее солнце, вглядываясь в голубые дали. Густая копна горчичного цвета волос окаймляла загорелое, что глина обожжённая, лицо. Дарён пошёл в отца, Мирослав не так широк в плечах, как старший, но супротив заматерелого брата, имел чуть большую ловкость да хваткость. Но так было до того, как проклятие пало на княжича… Стоило помахать мечом, усталость одолевала его. Едва ли мог дотерпеть до окончания схватки, валился с ног он.

Бояре сидели молча и в задумчивости, для Мирослава они что дядьки родные, не скрыта от них заклятая тайна о том, что младший наказан ведуньей лесной.

Чернобровый Верша сидел угрюмый. Рыжебородый Батура наблюдал за братьями, попивая добрый пенный мёд. Мешко с золотистыми кудрями, с широкими скулами и карими глазами, хмур. Рядом Пасмур, самый старший из бояр.

Мирослав обратил вопросительный взгляд на отца. О чём они тут разговаривали без него?

Святослав будто услышал мысли сына, повернулся к нему.

— Веренеги разбили лагерь в чащобе. Где таятся, не ведомо. Ищем. Но пока с пограничья никаких вестей. И времени у нас нет, что бы охотиться на них. После полудня в Саркил отправляемся.

— А вдруг засада по пути? — поднял Пасмур тучный взгляд на князя.

— Туда мы налегке, быстро управимся, отобьемся, если что, но назад, с невестой… — встрял Верша, напряжённо сцепив руки в замок. — Коли знали бы, где сидят поганцы, по пути-то перебили бы.

Дарён перевёл взгляд на Мирослава, а потом повернулся к князю и сказал:

— Соберём дружинников больше, да и не посмеют враги напасть на нас, а коли число их не множественное, то и вовсе опасаться нам нечего.

— Будем верить, боги не оставят нас. Перед дорогой дары им преподнесём, попросим пути лёгкого, — заключил Святослав. — Ладно, — развернулся он к собравшимся боярам.