Влада промолчала. Так вот чья затея была привести её сюда, к сказительницам. Она вспомнила разговор с Будевоем — ннязь пообещал, что Влада отдыхать будет, и ни о каких певуньях речи не было.

Меньшая княжна растянула губы в улыбке, читая на лице Влады растерянность.

— Нет, не понравились, видать, — сказала со вздохом она. — Хотели, чтобы всё как по обычаю, как и должно быть у невесты. Может, хотя бы спасибо скажешь? Чего молчишь? Владислава, так тебя кличут?

— Так.

— А меня звать Грефина, сестрицу мою — Заряна, — сказав это, княжна прошла ближе.

Прошла важно, не спеша, поводя бёдрами… Опустилась на лавку легко, так же держала она ровно голову. Заряна пристроилась подле, во всём походя на старшую.

— Присаживайся, — поманила Владу Грефина, будто добродушно. — В ногах правды-то нет. Поговори со своими… сестрицами, — княжна улыбнулась сдержано, да только глаза так и насмехались.

Влада, усмирив волнение, села. Раз хотят поговорить, пусть говорят. Как не изводились они ревностью своей, она — дочка князя Будевоя. Пусть ревнуют себе вдоволь, ей нет до них дела.

Грефина смотрела стеклянно, с малой толикой интереса, Заряна оглядывала Владу надменно и напыщенно, так, как это могли делать разбалованные княжеские отпрыски. Молоденькие от власти быстрее всех ум теряют, а вседозволенность сердца в дёготь обращает.

— Не успела явиться голубушка наша, а уже распоряжается, как у себя дома. Почему без дозволения нашего эти две… каких их там, Полеля и Купава… девки калогостовские ночевали под кровом нашим?

Ссору с княжнами накануне свадьбы глупо разводить, а потому Влада снова смолчала.

— Но ничего, батюшка ещё с ними разберётся, пестоваться с тобой не будет, не в его это нраве, — решила Грефина. — Я пришла, чтобы предупредить. Я ведь тоже под венец иду, слыхала либо, но свадьба моя осенью справится. А ты, выходит, коли сестрица нам, вперёд средней под венец идёшь. Нехорошо это, не к добру. Плохая примета.

Влада слушала, но всё в толк не могла взять, к чему княжна клонит.

— Ты не подумай, я по доброте с тобой. Выходи себе на здоровье. Но только жаль мне тебя. По мне так лучше подожду свадьбы, чем с таким женихом под одной кровлей жить и постель делить, — фыркнула Грефина.

Влада опустила глаза.

— Бедная, жалко мне тебя. Всю жизнь тебе терпеть его придётся. Княжич Мирослав, женишок, охоч до юбок бабских. Их у него, как рыб на нересте. Ах, ты ж не знаешь, поди! Не наслышана, жила в глухом остроге своём и ничего не ведаешь о княжиче с дальних земель. А тут в городе только и говорят о его распутстве, поэтому батюшка здесь тебя держит, в стенах, чтобы ты не расстраивалась понапрасну, — всплеснула Грефина руками и сложила их на подоле хитона, заглянула Владе в глаза. — Княжич Кавии Мирослав Святославович за блуд бесчестный получил наказание от ведуньи Ясыни, за то, что он с дочкой её на осенних игрищах переспал, а жениться не захотел.

Влада провела языком по сухим губам. Ясыни… отдалось в голове, будто это имя желало пробиться сквозь толщу её неверия, да так и не смогло.

— Такое проклятие на княжича наслала, аж на девять поколений вперёд! И здоровье его попортилось, что Мирослав Святославович даже в походы ходить перестал, в стенах сидит. Но ты же из рода древнего будешь. Хворобу и хмарь-лихоманку изведёшь, сможешь. А вот блуд извести, коли в крови это, сможешь ли?

В клетушке повисло молчание, и только видела Влада стеклянные глаза Грефины, и душно стало, в жар кипучий бросило. Взгляд княжны давил, из-под власти своей не выпускал. Вырваться и бежать, бежать, куда глаза глядят, подальше от Саркила, да всё через елани да перелески.