|
Потому что она воображала, будто ей и так известно все, что должна знать женщина. Она перечитала все древнегреческие пьесы, какие были у Дугласа, а они были весьма откровенны, когда речь шла о делах плоти. Тысяча чертей! Она вспомнила Алике и Дугласа, которые старались все время прикасаться друг к другу и пылко целовались всякий раз, когда им казалось, что их никто не видит. Да и Райдер с Софи вели себя примерно так же. Синджен представила себе, как Райдер, смеясь, ласкает Софи или поддразнивает, покусывая ее ушко. Ей бы хотелось, чтобы и Колин делал с ней то же самое, ей бы это понравилось. Ей не нравилось только одно – то, что он делал в их брачную ночь. Ну почему ей не хватило ума поспрашивать Алике? Кстати, Алике ведь очень маленькая, намного ниже и тоньше ее самой, а Дуглас так же высок и широкоплеч, как Колин. Как же Алике его терпит, ведь это кажется невозможным… Тысяча чертей! Синджен вздохнула и опять повернулась на спину. Внезапно до ее слуха донесся шум. Она приоткрыла один глаз и посмотрела в темноту, в ту сторону, откуда раздался звук. Это было похоже на очень тихое царапанье. «Должно быть, почудилось», – подумала Синджен. Как никак дом был очень старый, а во всех старых постройках иной раз слышатся странные, необъяснимые звуки или же что то вдруг трясется или вздрагивает. Синджен опять закрыла глаза и удобно угнездилась под одеялом. Но шум послышался снова, на этот раз немного громче, чем прежде. Какое то существо, находящееся за деревянной обшивкой стен, царапало по дереву, словно желая выбраться наружу. Крыса? Синджен не понравилась эта мысль. Шум опять прекратился, но Синджен продолжала напряженно прислушиваться, ожидая, когда он послышится снова. И он послышался, еще громче. К царапанью теперь прибавился другой звук, как будто что то волочили по полу. Что то железное, тяжелое, похожее на цепь, волочилось по деревянному полу, и лязг был явственным, но каким то странно приглушенным. Синджен рывком села на кровати. Что там происходит? Это же нелепо! Тут она услышала стон, ясный, отчетливый человеческий стон, от которого руки у нее тотчас покрылись гусиной кожей, а сердце учащенно забилось. Она напрягла зрение, вглядываясь в темноту. Надо зажечь свечу. Она протянула руку к ночному столику, чтобы взять шведские спички, но случайно смахнула их на пол. Внезапно и стоны, и царапанье прекратились. Но лязг волочащейся цепи сделался еще громче, и он приближался, по прежнему слегка приглушенный, да, он определенно приближался. Теперь этот звук раздавался уже в самой спальне. Синджен ощутила такой ужас, что едва не завизжала. Но крик застрял в ее горле. Теперь в дальнем углу спальни появился слабый свет. Слабый и очень белый, напоминающий дым – такой он был тусклый и рассеянный. Синджен посмотрела на этот свет широко раскрытыми глазами, и ее охватил такой страх, что она чуть не проглотила язык. Внезапно стоны послышались опять, потом цепь сильно ударилась обо что то или об кого то. Тут же раздался крик, как будто цепь и впрямь хлестнула по человеческому телу. «О Господи Иисусе!» – подумала Синджен. Что это она в самом деле сидит и дрожит как дура? Ей очень не хотелось этого делать, но она все таки заставила себя сползти с кровати на пол и начала ощупью искать спички. Но они куда то задевались, и ей никак не удавалось их найти. Она стояла на четвереньках, когда стон послышался снова, громкий, отчетливый, полный муки. Синджен замерла, потом, по прежнему на четвереньках, подползла к краю возвышения, на котором стояла кровать. Двигаясь, она старалась держаться как можно ближе к полу. |
