|
Дело не пойдет, если вы будете покатываться со смеху всякий раз, когда я открою рот, чтобы поцеловаться. Колин отвернулся. Он чувствовал себя так, словно его выбросило на необитаемый остров, причем на такой, где вместо тверди – трясина, которая норовит уйти у него из под ног. Ощущать себя беспомощным – этого он терпеть не мог. Он уже узнал это ощущение, когда лишился своего наследства, – вполне достаточно, чтобы вывести из равновесия любого мужчину. Ему не хотелось снова испытывать его, да еще и в отношениях с женщиной, но она беспрерывно атаковала или парировала, не давая ему опомниться, и притом держала себя таким образом, словно так и надо, словно все ее немыслимые выходки – в порядке вещей и следует принимать их как должное. Ни одна шотландская девушка не позволила бы себе того, что позволяет эта англичанка с ее якобы тонким воспитанием. То, что происходило с ним, было абсурдом, и он чувствовал себя законченным дураком. – Я не буду обещать вам любовь. Я не могу, потому что из этого ничего не получится. Я не верю в любовь, у меня есть на то причины. И этим причинам не один год. – Когда Дуглас женился на Александре, он говорил то же самое. Но с тех пор он переменился. Она не отставала от него, пока он не перешел в истинную веру, и думаю, теперь он с радостью лег бы в грязную лужу, чтобы она смогла пройти по нему, не замочив ног. – Тогда он набитый дурак. – Возможно. Но он очень счастливый набитый дурак. – Я не хочу больше говорить об этом. Вы хоть кого доведете до белого каления. Все, замолчите. Я провожу вас до дома. Мне надо подумать. И вам тоже. Поймите, я всего лишь обыкновенный мужчина, не более того. Если я женюсь на вас, то сделаю это из за ваших денег, а не из за ваших прекрасных глаз или красивого тела. Синджен кивнула и тихонько спросила: – Вы правда считаете, что у меня красивое тело? Он выругался, помог ей сесть на ее лошадь и сам тоже вскочил в седло. – Нет, – буркнул он в полном изнеможении. – Нет, не считаю, только замолчите. Синджен не торопилась назад домой, Колин же, напротив, желал доехать до дома Шербруков как можно быстрее. Когда они наконец добрались туда, она, не заботясь о том, едет ли он следом, направила Фанни к конюшням, которые располагались за домом. Он был вынужден последовать за ней. – Генри, пожалуйста, присмотри за лошадьми. Это его милость лорд Эшбернхем. В качестве приветствия Генри дернул себя за огненно рыжую прядь, свисающую ему на лоб. В глазах его отразился явный интерес, чему Колин немало подивился. Надо полагать, вокруг этой сумасбродной девицы теснятся толпы воздыхателей хотя бы ради того, чтобы услышать, что она вздумает сказать в следующий раз. Господи Иисусе, наверное, ее брату приходится предупреждать всякого, кто входит через парадную дверь, что она страдает чрезмерной прямотой. Синджен вприпрыжку взбежала по парадной лестнице, отворила дверь и, посторонившись, махнула ему рукой, приглашая зайти. Вестибюль лондонского дома был не так огромен, как отделанный черным и белым мрамором вестибюль Нортклифф Холла, однако и он производил внушительное впечатление. Пол и стены здесь были выложены белым мрамором с голубыми прожилками, и большая часть стен была увешана портретами Шербруков ушедших времен. Синджен закрыла дверь и огляделась по сторонам, проверяя, нет ли поблизости дворецкого Дриннена или кого нибудь из его приспешников. Вестибюль был пуст. Она обернулась к Колину с видом заговорщицы и одарила его сияющей улыбкой. Он нахмурился. Она сделала два шага и остановилась. |
