И не знаю, зачем я все это наговорила. Но мне не жаль, что она умерла. Она была
опасна для тебя, Колин.
– О Господи, – проговорила Алике и лишилась чувств.
Глава 20
– Она не убивала себя, – сказал Колин.
– Но рядом с ней на полу валялась табуретка, – заметила Синджен. – Она явно была отброшена в сторону ударом ноги, как если бы Арлет…
– Ее голос пресекся от волнения, и она с трудом проглотила комок в горле, низко опустив голову. Колин обнял ее и крепко прижал к
себе.
– Я понимаю, – тихо проговорил он. – Я все понимаю. Подоспей мы на несколько секунд раньше, и возможно, она…
Дуглас поднялся со своего стула и, подойдя к камину, прислонился спиной к каминной полке. В руке у него была чашка наспех сваренного
кофе.
– Я тоже считаю, что она не убивала себя, – сказал он. – Я в этом совершенно уверен. Видите ли, я развязывал узел, которым петля была
привязана к люстре, и могу твердо сказать, что у этой пожилой женщины просто не могло быть ни сил, ни сноровки, чтобы завязать такой
узел.
– Может быть, надо послать Остла за мировым судьей?
– Здешний мировой судья – это я. И я полностью согласен с тем, что говорит Дуглас. У меня есть один вопрос к тебе, Джоан. Почему ты
проснулась и как узнала, что надо бежать в комнату Арлет?
– Меня разбудила Жемчужная Джейн. Она сказала, что я должна как можно скорее идти к Арлет. Мы сразу же побежали, Колин, ни ты, ни я
ни секунды не колебались. Странно, что Жемчужная Джейн так долго ждала, прежде чем предупредить нас. Возможно, она не хотела, чтобы
Арлет выжила; возможно, она хотела, чтобы та понесла наказание за содеянное с Фионой, с тобой, Колин, и со мной. Нам не дано понять,
какие побуждения движут призраком.
Дуглас резко оттолкнулся плечами от каминной полки. Лицо его побагровело.
– Черт побери, Синджен, хватит с меня твоих бредней о призраках! Я не намерен их терпеть, во всяком случае, здесь. Дома мне
приходится с ними мириться из за семейной традиции, но здесь – ни за что!
Дискуссия все продолжалась и продолжалась, ей не видно было конца. Синджен чувствовала себя до того усталой и опустошенной, что
вскоре перестала принимать в ней участие и просто сидела, слушая, но не слыша, как другие с увлечением высказывают свои точки зрения.
А поскольку эти другие были Шербруки и жены Шербруков, у них у всех были свои суждения, в корне отличные от суждений остальных.
В конце концов Софи вдруг задрожала, неловко попятилась и наткнулась на стул. Райдер озабоченно нахмурился и, торопливо подойдя к
жене, обнял ее, будто желая защитить. Наклонив голову, он прижался лбом к ее лбу.
– Успокойся, Софи, успокойся. Скажи мне, что с тобой?
– Какая жестокость, Райдер, какая ужасная жестокость. Все это так живо напомнило мне Ямайку. Я ненавижу эти воспоминания. Господи,
как же я их ненавижу!
– Я знаю, любимая. Мне жаль, что так получилось. Но сейчас ты со мной, и всегда будешь со мной, и никто никогда больше не причинит
тебе зла. Забудь своего мерзавца дядю, забудь Ямайку.
Говоря это, он обнимал жену и нежно гладил ее по спине.
– Отведи ка ты лучше Софи в постель, – предложил Дуглас. – Она еле держится на ногах. Собственно, мы все уже совершенно выдохлись.
Райдер молча кивнул.
Через пять минут, когда часы уже показывали четыре утра, Колин сказал:
– Дуглас прав. Мы все уже выдохлись. На сегодня хватит. Поговорим обо всем завтра.
Он притянул Синджен к себе, заключил ее в объятия и прижался щекой к ее виску. |