|
Потом, все так же молча, стала ждать, что он скажет дальше. – А, к черту! Твой брат подозревает, что я убийца. Он тебе сам скажет, если этого не сделаю я. Как я уже говорил, он считает, что обязан тебя защищать. Он не позволит нам пожениться, пока все не будет выяснено до конца. Но, к сожалению, дело обстоит так, что он никогда ничего не сможет выяснить, сколько бы ни старался. Я ему этого не сказал, но это правда. Мне очень жаль, Джоан, но мы с тобой не сможем пожениться. Твой брат против, а я должен уважать его волю. – И кого же ты, по его мнению, убил? – Мою первую жену. Ни секунды не колеблясь, Синджен твердо сказала: – Какая немыслимая чушь! Нет, я не о том, что ты так молод и все таки уже успел один раз жениться, а о том, что ты будто бы способен кому либо причинить зло, тем более своей собственной жене. Чушь! А откуда Дуглас взял всю эту нелепицу? – Из анонимного письма. – Ах, вот оно что! Видимо, кто то тебе завидует или же просто напросто невзлюбил тебя, оттого что ты такой красивый и так заметно выделяешься на фоне всех остальных. Я поговорю с Дугласом и объясню ему его заблуждение. – Нет. Синджен отметила про себя непреклонность, с какой он произнес это слово, но ничего не сказала. Она терпеливо ждала. Ее так и подмывало задать ему вопрос, но она удержалась. Ее терпение было вознаграждено. После паузы, которая показалась ей бесконечной, он сказал, глядя ей прямо в глаза: – Если ты действительно хочешь выйти за меня замуж, нам надо бежать нынче ночью. Мы отправимся в Шотландию, где можно пожениться безо всяких бумаг и предварительного оглашения в церкви. Но в Гретна Грин (Гретна Грин – знаменитая деревня в Шотландии, где убежавшие влюбленные могли обвенчаться без предоставления соответствующих документов.) мы не поедем, поскольку именно там твой брат станет искать нас в первую очередь. По дороге в мой замок мы остановимся в особняке Кинроссов в Эдинбурге и там сочетаемся браком. Итак, он сделал это. Ему стало стыдно. Но что еще ему оставалось делать? Какого черта, ведь у него не было выбора, и к тому же она сама поднесла ему себя на блюдечке, так что грех было отказаться! Синджен молчала очень долго. Когда она наконец заговорила, Колин испытал величайшее облегчение. – Я молчала вовсе не потому, что прикидывала, принять или не принять твое предложение, а потому, что придумывала план. Колин, мы сможем это сделать! Единственное, что беспокоит меня, это то, что ты еще не вполне поправился, но, впрочем, это не так уж и важно. Я все возьму на себя. Мы уедем в полночь. Она встала и расправила юбки. Вид у нее был такой же решительный и непреклонный, как давеча у ее брата. – Это огорчит моего брата, но ведь речь идет не о его жизни, а о моей, и я должна выбирать то, что считаю для себя наилучшим. О Господи, сколько всего еще надо сделать! Но ты, Колин, не беспокойся. Ты должен отдыхать и набираться сил. Она нагнулась и поцеловала его. Он не успел ответить на ее поцелуй, поскольку она тотчас же развернулась и устремилась к двери, шагая так широко, что материя ее платья натягивалась, ясно обрисовывая бедра и ягодицы. Однако, взявшись за дверную ручку, она вдруг остановилась и снова повернулась к нему. – Дуглас отнюдь не дурак. Он сразу же сообразит, куда мы едем. Но я придумала, как сбить его со следа и пустить по ложному пути. Хорошо, что я скуповата – благодаря этому я скопила целых двести фунтов из денег на карманные расходы! А когда мы поженимся, Дугласу волей неволей придется отдать тебе мое приданое, и тогда тебе уже не придется опасаться разорения. |
