Изменить размер шрифта - +
На этот раз она сопротивлялась всерьез, но это ей не

помогло. Он лежал между ее ног, разводя их все шире, пока не счел, что уже достаточно, потом медленно вошел в нее и – поскольку

проход был уже скользким от его семени – быстро погрузился на всю глубину. Когда он двигался, Синджен ощущала боль, не такую резкую,

как в первый раз, но все же достаточно сильную, потому что ее пораненная плоть кровоточила. На этот раз она не кричала. Она не

желала, чтобы ее братья снова вломились в их спальню, тем более что Колин опять забыл запереть дверь. И она терпела его молча,

вытянув руки вдоль тела и сжав их в кулаки. Лицо она отвернула, прижавшись щекой к матрасу, и лежала неподвижно. Его ярость прошла, и

он больше не был ни неистовым, ни грубым. Он вошел глубоко в ее лоно, потом наполовину вышел, один раз, два раза, три, потом опять.

Это продолжалось недолго. Он попробовал было поцеловать ее, но она упрямо не поворачивала головы. Она услышала, как его дыхание

участилось, почувствовала, как тело его дернулось, содрогнулось. Изливая в нее свое семя, он глухо застонал, а когда все было

кончено, не упал на нее, как раньше, а тут же вышел из нее и встал. От боли она едва не вскрикнула.
Она чувствовала себя такой разбитой, что сомневалась, сможет ли завтра ходить. Она знала, что он стоит у кровати и смотрит на нее, но

ей было все равно. Какая разница, что она лежит перед ним голая, что ноги ее широко раскинуты? Теперь это уже было не важно, теперь

все было не важно, не имело никакого значения. Если он пожелает, то сможет овладеть ею еще раз и она ничего не сможет поделать. Пусть

смотрит. Ей все равно. Он стоял молча, но она по прежнему слышала его дыхание, шумное и частое.
– Я… вся липкая и хочу вымыться.
Он замер. Господи Иисусе, легко себе представить, какой липкой и мокрой она себя чувствует. Ведь он только что излил в нее свое семя

три раза подряд. Он вздохнул, пытаясь взять себя в руки и подавить чувство вины и злости на эту абсурдную, несуразную ситуацию.
– Лежи, я все сделаю. Я велю принести тебе воды и полотенце.
Синджен не шелохнулась, только закрыла глаза. Это была ее первая брачная ночь, и она была ужасна. Она не принесла ей ничего, кроме

боли и стыда, а потом в довершение всего к ней в спальню вломились Дуглас и Райдер. Она перевернулась на бок, спиной к Колину, и

подтянула колени к груди. Ей хотелось, чтобы время повернуло вспять и она снова стала прежней Синджен, такой, какой она была еще

месяц назад. Той Синджен все на свете представлялось ясным и простым; той Синджен были ведомы радость, веселье, юмор, и она мечтала о

любви. Она увидела Колина, и ее мечта сбылась. Но той Синджен больше нет. Теперешняя Синджен ни о чем не мечтает и ничего толком не

знает. Все ее надежды рухнули, все пошло вкривь и вкось.
Она заплакала – впервые за последние три года.
Колин стоял возле кровати и чувствовал себя тем, кем назвал его Дуглас, – проклятым похотливым ублюдком. И он уже ничего не мог

исправить. Его молодая жена рыдала. Это не были милые, деликатные женские всхлипывания; это были настоящие рыдания, хриплые,

некрасивые, режущие слух.
– О, черт, – пробормотал он, лег рядом с ней и прижался к ее спине. Ее рыдания стали тише, и она начала икать. Он поцеловал ее в

затылок.
Она вмиг напряглась.
– Пожалуйста, Колин, не делай мне больно. Я ничем не заслужила нового наказания.
От этих слов он зажмурил глаза. Она говорила то, что думала, в этом не приходилось сомневаться. И виноват во всем был он, он был с

ней слишком груб и действовал слишком быстро.
Быстрый переход