Можно было сказать, что это уже не нужно. Что моя вторая половинка сама меня отыскала. И сейчас мужчина, ради которого я готова на все, стоит по ту сторону стены шатра. Но вместо этого я просто кивнула.

Если мама хочет таким образом заслужить мое прощение, то хорошо. Ведь я уже ее простила. Давно простила. И злилась не из-за обиды, а из-за того, что обстоятельства сложились именно так.

А еще я была безумно рада тому, что она жива. За это можно было все простить.

Она сжала в ладонях прозрачный шар, который медленно начал наполняться белым дымом — магией оракула. Закрыла глаза и шумно выдохнула через нос.

Шли секунды, минуты, мама начала раскачивать ногой кресло. А затем ахнула, резко вдохнула, будто бы пробыла под водой слишком долго, и укоризненно на меня посмотрела.

— Почему ты не сказала, что уже отыскала его?

А я улыбнулась и не стала ничего скрывать:

— Потому что ты очень хотела заслужить мое прощение этим шагом. И я тебя простила за все, мама.

Смахнув выступившие на глазах слезы, я встала со стула и опустилась перед ней на пол, положила голову на колени. И к собственному счастью, почувствовала, как она перебирает тонкими пальцами мои волосы.

— Мирэния, — ее голос дрогнул, — ты представить не можешь, как я счастлива тому, что ты нашла меня. Ты останешься?

Вопрос ввел меня в ступор. С одной стороны очень хотелось вновь обрести семью, узнать как это быть свободным эльфом среди себе подобных, провести время с мамой. А с другой… С другой был мужчина, без которого я попросту больше не представляла своей жизни.

— Я поняла тебя, — прошептала она, — разрушать пару истинных никто не посмеет. И я понимаю, что он не сможет остаться с нами тут. Но раз ты теперь одна из нас, а не из них…

— Них? — я подняла голову, всмотрелась в эти незнакомые, но такие родные глаза. Я думала, что принять маму будет сложно. Но у сердца и души были свои мысли на этот счет.

— Слабых эльфов, — она скривилась, как от зубной боли. — Тех, кто предал весь наш народ, остался шутами и игрушками для людей. Их еще много, но без молодой крови скоро вымрут, чего и добиваются люди. Война не закончена, но мы так от нее устали, дочка…

Она тяжело вздохнула:

— Но да не будем о грустном. Вы задержитесь?

— До утра, — кивнула я, зная, что Алистер поддержит мое решение.

— До утра у нас еще очень много времени, — тепло улыбнулась мама, а в уголках ее глаз появились морщинки-лучики.

Время текло то быстро, то медленно. Разговор не прерывался, мы говорили, слушали, делились. Плакали и смеялись. Заполняли ту дыру, что образовалась в нашей семье из-за недосказанности и лжи, времени, правил, воин и чужих желаний.

Становились теми, кем должны были стать уже давно — мамой и дочкой.

Кажется, я задремала, положив голову ей на колени. Ненадолго. Нет, только прикрыла глаза, когда она пела мою колыбельную из детства. И вот уже вновь слушаю истории из ее жизни.

Мы только одну тему старательно избегали — отца.

И только под утро, когда слова закончились, кувшины с водой и пиалы с похлебками опустели, она спросила о нем.

А я… Я пожала плечами и отвернулась:

— Не знаю, что тебе о нем сказать. Он делал все, чтобы сделать дом Алендин лучше. И заботился обо мне в тех рамках, какие это позволяли.

Мама только кивнула, а после поцеловала меня в лоб и сняла со своей шеи небольшой круглый кулон:

— Возьми это, дорогая.