Изменить размер шрифта - +

И отраженный, был даже массивен.

Хорош.

— Самки круонов мельче самцов. И нравом обладают мягким. Сдержанны. Спокойны, — Бинено-тари провела коготком по блестящему усу, и чувствительные волоски на нем колыхнулись, рождая волну сладкого карамельного аромата. — Они редко покидают свой мир… и не особо рады гостям.

Спина Ицхари треснула.

Приоткрылись тяжелые надкрылья, робко, застенчиво: еще никогда не было дозволено Ицхари переступить заветную черту поклонения, перейдя к прямому ухаживанию.

О нет, у него была песня.

Он давно сочинил ее и из года в год совершенствовал мелодию, но в одиночестве, в пустоте своей стандартной квартиры, стены которой пришлось покрыть толстым слоем звукоизолята: соседи оказались чужды прекрасному.

— Но тем любопытней, — Бинено-тари скрестила верхние конечности на груди, признавая за Ицхари право на песню.

Всего-то одну.

— Тем любопытней факт их приверженности матриархату…

Качнулась тяжелая бронза, легонько касаясь острых роговых выступов. Царапнула, издавая первый, низкий и протяжный звук. Ицхари знал, что многие предпочитали начинать сольные выступления со звуков верхнего регистра, спеша продемонстрировать гибкость псевдожвал. Но подобные выступления, несмотря на всю техничность, были лишены внутренней гармонии.

Развернулись мембраны крыльев.

И зазвенели, задрожали…

— Женщина для круона… награда… и признание силы его… никто не отдаст дочь за слабого. И никто не потерпит, если с дочерью его будут дурно обращаться, — Бинено-тари слушала внимательно, и постепенно на голове ее разворачивались тончайшие нити чувствительных волосков, окрашивая темный хитин нарядными красками. — Круоны чтят матерей, и берегут жен…

Вторая пара конечностей легла на стол, потянулась, с хрустом развернулись шипы на предплечьях. И вновь щелкнули жвалы.

Предостерегая.

Сердца Ицхвари забились сильней.

А крылья завибрировали мельче, раскалывая мелодию на части. Ах, сколь долго он старался сотворить это чудо, и теперь играл, самозабвенно, почти позабыв про круона, которому, несчастному, вряд ли доступна вся прелесть ритуального танца.

— Когда круон не только достигает брачного возраста, но и получает право на собственный дом, его матери предлагают невест. Чем он знатней, чем сильней и достойней, тем, соответственно, больше предложение… перспектива…

Она раскрыла дыхальца, выпустив нежнейшее древо трахей.

И говорила-то с придыханием.

А когтистые лапы дотянулись до Ицхари.

И шипы ее пробили мягкий хитин брачной пары конечностей…

— Статус нашего клиента таков, что он мог бы получить любую девушку… — Бинено-тари потянула добычу на себя. И Ицхари, замерев от сладкого ужаса, поддался. — Но он отверг все предложения. И тем самым весьма разозлил свою мать.

Он смотрел в позеленевшие, с позолотой, глаза ее.

И слушал, как вяло шелестят собственные крылья, допевая последние ноты брачной песни. И в голове, в затуманенной дурманом ферамонов голове, билась одна-единственная мысль: это все-таки произойдет. Столько лет ожидания.

Потраченных надежд.

Пустоты.

И это все-таки произойдет.

— Ему пригрозили отлучением от рода, — раскрытые жвалы стиснули голову Ицхари, оставляя на хитине его характерные следы. И пахнуло кислотой, а из железистых мешков выкатились сахаристые капли брачного секрета. — И только тогда он согласился сделать выбор… но выставил свои условия. С ними вы ознакомитесь.

— Непременно, — пообещал Ицхари, дрожа от возбуждения и страха.

Вспомнилось вдруг, что в прежние времена — времена, конечно, далекие и даже древние, отдаленные от нынешних не одной сотней лет — за самками водилась дурная привычка отгрызать голову партнеру.

Быстрый переход