– Вы имеете в виду моего дедушку? – насмешливо спросила хозяйка пирамиды.
И пока Феоктист Игнатьевич, путаясь в словах, пытался ответить на ее вопрос, рассуждая о каком-то вредном, но очень обаятельном дедуле, который заправлял здесь делами раньше, вышла в центр поляны. Нет, не вышла. Она вынесла себя, словно драгоценный дар этому миру. Она шагала гордо и уверенно, и даже трава словно расступалась перед ней, не смея касаться кончиков ее остроносых туфель.
Девушка остановилась, раскинула руки и потянулась навстречу солнцу. Прозрачная, почти невесомая шаль упала с ее плеч, предоставив нам с жрецом любоваться прекраснейшим из зрелищ. Фигура молодой женщины была совершенна. Еще никогда я не видела такой узкой талии, пышной высокой груди и округлых бедер. Наряд красавицы совершенно не скрывал ее потрясающих форм. Маленький топик, расшитый жемчугом, заканчивался намного выше маленького аккуратного пупка, а широкие шаровары начинались значительно ниже.
Нижнюю половину лица девы пыталась скрыть полупрозрачная вуаль. Пыталась, но не могла. Даже под ней было видно, что у девушки точеный узкий нос, маленький рот с пухлыми губами и округлый подбородок.
Зато оставались полностью открыты ее глаза. И какой-нибудь впечатлительный юноша уже мог в них влюбиться без памяти. Черные, бездонные, они сверкали как морская гладь под лунной дорожкой. Темные кудри, отливающие на солнце синевой, служили достойным обрамлением этого бесподобного образа.
– Дедушка удалился на покой, – прервала она поток бессвязных мыслей Феоктиста Игнатьевича. – Закат жизни он хочет встретить на южном побережье, выращивая дыни на своей бахче.
Чудо-женщина подняла взор к небу, и, надо сказать, одному только этому лицу с окунувшимися в его летнюю синь глазами, тот самый впечатлительный юноша посвятить пару-тройку од и с десяток поэм. Воспевать ее красоту можно было вечно.
А Феоктист Игнатьевич, наверняка мог бы сделать еще больше. Его уши окончательно стали пунцовыми, в глазах появилось выражение полного блаженства, а на губах играла самая глупая улыбка из всех, что я раньше видела.
– Теперь я буду вместо дедушки, – продолжала красавица спокойно, словно не замечая, какой эффект производит на нас. – И я вас совершенно не боюсь.
Она повернулась и пошла назад к пирамиде, гордая, полная достоинства и чувства собственного превосходства. Я как завороженная смотрела ей вслед. Вот бы мне научиться так держаться – будто я центр Вселенной и никак не меньше. Эрдар точно сошел бы с ума. Хотя, безумство, пожалуй, лучший выход для нас. Дело я провалила на самом легком этапе, так что радость соединения нам не светит. От этой мысли на душе стало беспросветно тоскливо.
Словно почувствовав это, красавица остановилась, обернулась и, внимательно посмотрев на меня, произнесла:
– Ведьму искать ни к чему. Никуда она не уходила. До сих пор в замке, рядом с принцем. Надо торопиться.
И скрылась в своей пирамиде. Но мне уже было не до нее.
– Я так и знала! – воскликнула я. – Сны были не просто так! Я догадываюсь, кто ведьма! Это его глупая невеста. Нам надо быстрее возвращаться!
Я схватила Феоктиста Игнатьевича за рукав и потащила его к повозке. Сам он идти явно не мог. Без меня, наверное, так и стоял бы на поляне, пялясь на пирамиду бессмысленным взглядом и глупо улыбаясь.
Глава 38
По пути обратно мне казалось, что я сижу на иголках. То, что ведьма находится в замке, не давало мне покоя. Возможно, именно сейчас она реализует какую-то каверзу.
Мне стало бы легче, если бы удалось обсудить все произошедшее с Феоктистом Игнатьевичем. Но тот после посещения оракула как-то изменился. Невидящими глазами он смотрел вперед, и, кажется, перед его мысленным взором до сих пор стояла красавица из пирамиды. |