– Эрдар…

Влажные губки, распухшие от поцелуев всхлипывали, бормоча его имя. Жаркое марево плескалось вокруг, не давало дышать, заливалось в голову, вытесняя все мысли кроме одной: трахнуть, сейчас же, срочно, иначе просто смерть, разорвет от немыслимого возбуждения. И сквозь тягучий сладострастный дурман донесся внезапный далекий вскрик или всхлип, будто больно кому-то, родному и близкому… И этот крик словно студеной водой в лицо плеснул, расколов душное кольцо, сжимавшее голову, пустил немного воздуха и разума.

Эрдар откинулся на спину, стараясь взять себя в руки. Его трясло как в лихорадке, даже зубы стучали, в паху жгло и резало болью, невыносимая жажда обладать распластанным рядом нежным телом скручивала узлом. И выход был близко – протяни руку, и вот оно, облегчение. Проклятье, чертовщина какая-то. Было в его дикой звериной похоти что-то неправильное, чужое, и привкус этого чужого, опасного дракон чувствовал всей своей шкурой, всеми древними инстинктами драконьего рода. Чувствовал, но сделать не мог ничего.

«Невинная невеста» разочарованно застонала, перевернулась, встав на колени, и уселась на него сверху, сжав раздвинутыми бедрами его бока. Скользнув по лицу дракона затуманенным взглядом, облизала и без того влажные губы и с наслаждением заерзала по его животу, медленно задирая подол сорочки. Дракон стиснул зубы и застонал, не в силах отвести глаз от невыносимо возбуждающего зрелища: распаленная мокрая промежность терлась о грубую ткань его штанов. Он протянул руки и с силой сдавил подрагивающие девичьи груди, надеясь, что боль остановит эту чертову девственницу. Голубые глаза закатились, из полуоткрытого рта вырвался гортанный крик безумного удовольствия.

– Да-а-а… Еще…

Худенькие пальчики, бросив подол, затеребили шнуровку на его штанах, от нетерпения дергая и запутывая тонкие веревки. Казалось, она сама была готова насадиться на его вставший член, ибо только так можно было утолить сжигающую ее похоть. Дракон раскинул руки, чувствуя, что не хватает сил встать, стряхнуть ее с себя. Он одновременно презирал ее и хотел до темных кругов перед глазами, до стиснутых кулаков, стягивающих простыню.

Вновь погружаясь в мутный жаркий дурман, он почувствовал под рукой что-то явно инородное среди шелка и атласа.

На мгновение это отрезвило его. Эрдар повернул голову и увидел мешочек из домотканой холстины. Эта вещица являла разительный контраст со всем, что находилось в комнате. Он дернул завязки, и из мешочка выпали засушенные невзрачные цветы. Не зря учителя принца так долго заставляли его просиживать за учебниками по ботанике. Эрдар сразу узнал растение: дурман-трава. Это она туманила его разум, заставляя делать то, что он не хотел.

– Что это? – спросил он, оттолкнув девушку.

– Разве это важно сейчас? – спросила она, облизывая пересохшие горячие губы.

– Важно!

Он резко поднялся, поморщился от внезапного головокружения и, взяв с туалетного столика дубовую шкатулку, высыпал ее содержимое прямо на пол. Жемчужины, изящные драгоценные заколки, броши упали в пушистый ковер, поблескивая между длинных ворсинок. Эрдар быстро спрятал траву внутрь деревянного короба и захлопнул крышку. И в ту же секунду почувствовал облегчение. Древесина нейтрализовала влияние травы, и он ощущал себя сейчас как пьяница, на которого только что вылили целую бочку ледяной воды.

Он схватил свою бывшую невесту за плечо, вытащил в коридор и, захлопнув дверь, шикнул на служанок, которые тут же испуганно брызнули в стороны.