Пошли все в Расщелину! Я хочу спать! Я хочу спать сутками!
Я хочу видеть во сне Ладона.
– С-с-сволочи, – пробормотала я. – Вы настолько меня ненавидите, что готовы сдохнуть, но уколоть побольнее.
Настенные часы пробили два часа дня. Отец обычно в это время обедает, а мама гуляет с малышами; мужчины из деревни построили нам чудесный ледяной городок. Тхэш готовит детский обед. В замке почти никого и меня никто не заметит.
Впервые за последние месяцы я решилась пойти к Ладону. Я не видела его с самого возвращения из Верхнего.
В зеркало смотреться не стала. Какая разница, как я выгляжу? Он, демоны его подери, спит. И даже не помнит меня. И я не знаю, что сказать. И страшно боюсь, что он вдруг… вдруг очнется и скажет, что никогда меня не простит за эту сожженную книгу.
У входа в зал, где находился Ладон, никого не было. Я взялась за ручку, но открыть дверь не сумела. Нет, сил хватило, но не решимости. Так и стояла около нее, прокручивая в памяти все события последнего времени. Пока не услышала осторожные шаги.
– Милая…
Это был папа.
– Привет, – сказала я. – А я вот тут…
– Понимаю. Как ты себя чувствуешь?
– Паршиво. Но жить буду.
– Не сомневаюсь. – Он слегка улыбнулся. – Ты сильная девочка. Но нужно постараться, Элла. Малкольму нужна мама. Ты ведь помнишь, как нам было плохо, пока не появилась Блейк?
– Она сразу стала мне мамой. Почти с первого дня.
– Я к тому, что Малкольму нужна мать. Такая, как ты. Мы ему семью не заменим. Он теряет отца, Эльчонок, не давай ему потерять маму.
Я кивнула, опустив голову. Вдруг стало стыдно, как в детстве, когда отец отчитывал за прогулы или слишком позднее возвращение.
– Попробую. Но я не знаю, что делать. И как жить, тоже не знаю.
– Не волнуйся, я тебе подскажу. Хочешь зайти к нему?
Я покачала головой. При мысли, что придется заходить к Ладону на глазах отца, начинали дрожать коленки.
– Тогда идем. Ты примешь душ, причешешься, наденешь красивое платье. Потом хорошо позавтракаешь и отдохнешь в зимнем саду с мамой, сыном и братом. Ладно?
– Хорошо. Попробую.
Душ не помог. Тугой высокий хвост, который я заплела, тоже. А уж реплика отца и вовсе добила:
– Ты единственная девушка на моей памяти, которая не меняла прическу с того момента, как у нее появились волосы. Твоя мать меняет стрижку каждый сезон. Только цвет не меняет, потому что я пригрозил, что разведусь с ней. И тогда придется делить нашу библиотеку, а она вложила в нее кучу денег.
– Ты никогда с ней не разведешься, – буркнула я.
Платье висело на мне, как на вешалке. Похоже, и правда стоит набрать пару килограммов.
– Лучше десяток, – заметил папа.
Я вздрогнула; оказывается, сказала это вслух.
– Но ты права. С твоей матерью я не разведусь никогда. Кем бы ты выросла, если бы не она?
– Да, я помню. Ты завязывал мне хвостики бечевкой!
Отец фыркнул. Он валялся на кровати прямо в ботинках и наблюдал за моим преображением. Только после его одобрительного кивка я отправилась в зимний сад, куда мне уже принесли завтрак и… сына.
Мне в первый миг показалось, что я не знаю, что делать с Малкольмом. Он лез ласкаться и играть, а я едва держала его на руках. И только мама спасла положение.
– Так, родной, дадим маме поесть.
И забрала Малкольма.
– Съешь весь суп, это мое единственное условие. Остальное – как пожелаешь. Суп легкий, но полезный. Эльчонок, как ты?
– Нормально.
Мне вдруг стало остро не хватать общения.
– Асбьерн прилетал? Письма присылал?
– Ты не хотела никого видеть, помнишь? Вся почта на твоем столе, там настоящая гора. |