Изменить размер шрифта - +
До сегодняшнего дня она лишь один раз случайно встретилась с доном Карлосом в холле, когда провожала Хуана в детскую.

«Бедный маленький Хуан», — подумала девушка. Она очень привязалась к малышу в течение этих девяти месяцев, и теперь будет скучать по нему. Эйприл по-прежнему не представляла, что же она будет делать дальше. Она не сможет продержаться больше чем несколько недель, если не начнет зарабатывать.

Затем ее мысли вновь перескочили на дона Карлоса. Этот испанец явно предпочитал доминировать над окружающими. Эйприл просто не в состоянии была ему перечить, когда он приказал ей собрать вещи и ехать за ним в гостиницу, но в то же время она не хотела подчиняться ему. Девушка была совершенно уверена, что никто не осмеливается противостоять ему, но под влиянием момента у нее вдруг возникло дикое желание попробовать это сделать… может быть, потому, что его глаза были всегда так холодны и так невыразимо надменны, как будто она и не человек вовсе и он может не скрывать свое раздражение, так как принужден тратить на нее свое драгоценное время. Таковы были его взгляды на женщин, что он уже не мог оставить Эйприл наедине с ее проблемами, как не смог бы бросить свою жену.

Жена дона Карлосаде Формера-и-Сантоса, когда она появится у него, — так как, насколько знала Эйприл, он был холостяком и завидным женихом, — могла рассчитывать на то, что она никогда не окажется покинутой и ей, разумеется, никогда не будет позволено оставить мужа. Дон Карлос женится на ней только в том случае, если она в мельчайших деталях будет соответствовать тому образу жизни, который он установил для нее. Выйдя за него замуж, она останется ему верной до самой смерти, никаких сомнений по этому поводу просто не возникает.

Эйприл немного испугалась при одной только мысли о той женщине, которая однажды станет женой дона Карлоса. От такого пожизненного рабства — а как еще это назвать? — на нее повеяло холодом. Но впрочем, именно дону Карлосу она обязана тем, что не сидит больше в пустой квартире в ожидании телефонного звонка или поворота ключа во входной двери. Именно ему она обязана тем, что у нее появилось временное пристанище, и такое роскошное.

Но ему она обязана также и тем, что ощущает себя не более чем досадной помехой, от которой он не может отмахнуться в силу своего воспитания и природного стремления к порядку. А вовсе не привлекательной молодой женщиной, к которой он бы снизошел, если бы они встретились при других обстоятельствах.

На следующее утро он позвонил около одиннадцати и сказал, что собирается обедать в ее гостинице. В час дня — в Мадриде еще не обедали в это время, и Эйприл поняла, что это уступка ее английским привычкам, — он приехал, и девушка спустилась в вестибюль.

Она приложила все свои старания, чтобы привести внешность в порядок, и теперь выглядела очаровательно. Ее платье было белоснежным, а благоухающие лавандовой водой волосы мягко падали на плечи. В ней ничего не было от ультрасовременной молодой англичанки — и, безусловно, ничего от того американского шика, которым так впечатляла Венеция Кортес.

— Buenos dias, senorita, — спокойно сказал дон Карлос. Какое-то время он внимательно ее рассматривал. — Вы хорошо спали?

— Очень хорошо, сеньор, — тут же ответила она и добавила с легкой улыбкой: — Иначе и быть не могло. Здесь чрезвычайно удобные кровати.

Он ничего не ответил, но опять взял Эйприл под руку — видимо, он делал это всегда, когда сопровождал женщин, — и повел ее по направлению к прохладному патио, расположенному в самом центре гостиницы. Здесь, в окружении растений в вазонах и вьющегося винограда, они выпили аперитив. Дон Карлос был безукоризненно одет, так же, впрочем, как и накануне; присев, он тщательно подтянул брюки, чтобы не возникло складок, и девушка была совершенно потрясена безукоризненной белизной его белья и худыми, смуглыми и сильными запястьями, выглядывающими из-под манжет рубашки.

Быстрый переход