— Впрочем, — добавил я, — дым из трубы доказывает…
— Доказывает, что где-то есть огонь… Поищем огонь, — ответил начальник полиции.
Убедившись, что сад, как и двор, пуст и там невозможно спрятаться, господин Штепарк попросил нас вернуться в дом, и дверь коридора закрыли.
В этот коридор выходили двери четырех комнат. Одна из них (со стороны сада) служила кухней, другая была лишь площадкой лестницы, которая вела на второй этаж, а затем на чердак.
Обыск начался с кухни. Один из полицейских открыл окно, которое пропускало лишь тусклый свет, и наружные ставни с узким ромбовидным отверстием.
Кухня была обставлена крайне просто, даже примитивно: чугунная печь с трубой под навесом широкого камина; с каждой стороны — по шкафу; посередине — стол, покрытый клеенкой, два соломенных стула и две деревянные табуретки; на стенах — кухонная: утварь; в углу равномерно тикали настенные часы, — судя по положению гирь, их завели вчера.
В печи еще горело несколько кусков угля, от него и шел дым, который мы видели снаружи.
— Вот кухня, — произнес я, — а где же повар…
— И его хозяин, — добавил капитан Харалан.
— Продолжим наши поиски, — сказал господин Штепарк.
Мы осмотрели две другие комнаты первого этажа, выходившие во двор. Одна из них — гостиная — была обставлена старинной мебелью с потертой местами обивкой немецкого производства. На полочке камина с толстой железной подставкой для дров стояли у часы в стиле рококо довольно дурного вкуса; их остановившиеся; стрелки и пыль на циферблате свидетельствовали о большой неаккуратности хозяев. На одной из панелей, напротив окна, висел портрет в овальной рамке. Дощечка с надписью красными буквами гласила: «Отто Шториц».
Мы смотрели на это полотно, отличавшееся энергичным рисунком и яркими красками. Хотя и подписанное неизвестным именем, оно представляло собой настоящее художественное произведение.
Капитан Харалан не мог оторвать глаз от этого холста.
На меня тоже лицо Отто Шторица произвело сильное впечатление. Способствовало ли этому мое тогдашнее умонастроение?.. Испытывал ли я невольно влияние среды? Не знаю. Но здесь, в этой заброшенной гостиной, ученый представлялся мне фантастическим существом, персонажем из книг Гофмана — Даниэлем из «Замурованной двери», Деннером из «Короля Трабаккио», «Песочным человеком» из «Мастера Коппелиуса». На портрете он был словно живой: с могучей головой, всклокоченными седыми волосами, огромным лбом, горящими как уголья глазами, ртом со вздрагивающими губами; мне представилось, что вот сейчас он выскочит из своей рамы и воскликнет голосом, пришедшим из потустороннего мира: «Что вы здесь делаете, незваные гости?! Подите прочь!»
Окно гостиной, закрытое жалюзи, пропускало дневной свет. Нам не было необходимости его открывать, и мы его не открыли. Быть может, поэтому портрет выглядел так странно и производил такое сильное впечатление?
Начальника полиции, казалось, больше всего поразило сходство между Отто и Вильгельмом Шторицами.
— Если бы не разница в возрасте, — сказал он мне, — этот портрет мог бы быть портретом как отца, так и сына: те же глаза, тот же лоб, та же голова на широких плечах и то же дьявольское лицо!.. Так и хочется изгнать нечистую силу и из того, и из другого…
— Да, — произнес я, — сходство поразительное!..
Капитан Харалан стоял как пригвожденный перед полотном, словно это был сам портретируемый.
— Вы идете, капитан? — спросил я его.
Он обернулся и пошел за нами.
Из гостиной по коридору мы прошли в соседнюю комнату. |