Поначалу я гадал, почему никто ни в Томпсоне, ни в Национальной исследовательской ассоциации, ни в корпорациях не остановил эти поставки. Почему ни ФБР, ни в Бюро по контролю оружия, табака и алкоголя не начал расследование. Выступая по телевидению, Фелипе продолжал гнуть свою линию, не снижая накал:

— Мы свалим нынешнюю элиту! — заявлял он. — Мы установим новую власть в нашей стране!

Впрочем, меня не покидала мысль, что никто не замечал наши трансляции, как и нас самих. Причина, почему никто не остановил Фелипе, заключалась в том, что никто не обращал на него внимания, даже, несмотря на то, что он вещал на всю страну.

Впервые я подумал, что его план мог и сработать.

В его армию записалось почти двести человек. В Томпсоне оказалось необычно высокое количество людей, отслуживших в армии, ВВС и флоте. Именно эти люди занимались обучением новобранцев. Фелипе лично завербовал 50 человек и обучал их методам террористической борьбы. Именно им предстояло стать его личной гвардией, которая ворвется в Белый Дом и откроет дорогу остальным.

В Томпсон на тягачах прибыли два танка.

Дилер «Джипа» прислал армейские внедорожники.

Постоянно приходили ящики с оружием.

Наконец, спустя, казалось, целую вечность, Фелипе на очередном совещании городского совета объявил, что его армия готова к походу на Вашингтон.

Я раньше никогда не сталкивался со столь сильной предвоенной лихорадкой, и мне было не по себе. Джейн чувствовала себя точно так же. Как и все мои друзья. Джеймс, Дон, Ральф, Мэри и Джим.

Однако весь остальной город был готов к битве, готов выступить против всего мира. В субботу был устроен торжественный парад. Развевались флаги, люди швыряли конфетти, играл школьный оркестр. Я стоял на тротуаре и ждал Фелипе. Память постоянно напоминала о том, что он сделал…

«…Меня зовут не Дэвид! Я Фелипе!»

…но события последних месяцев, его собственная убежденность в том, что он совершает благо для Томпсона и всех Невидимок, затмили эти воспоминания. В этом наши с Джейн мнения расходились. Она видела в происходящем нечто грандиозное. Я же видел в этом продолжение террористической деятельности, логичное развитие убеждений Фелипе.

По улице маршем в ногу шагали ополченцы и мне пришлось признать, что выглядели они внушительно. За пехотинцами ехали внедорожники и автобусы, на которых им предстояло проехать через всю страну. Наконец, в самом хвосте колонны, стоя на танке, ехал сам Фелипе. Он махал руками и швырял конфеты детям.

Я вышел вперед, к самому краю тротуара. Передо мной был тот самый Фелипе, которого я видел в нашу первую встречу. Это был тот самый Фелипе, который вёл нас вперед. Он стоял на ногах, оглядывал толпу, гордо смотрел по сторонам. Как я и ожидал и даже немного надеялся, он меня заметил и посмотрел мне в глаза. Он улыбнулся мне взмахнул рукой. Я кивнул в ответ. В горле застрял комок, руки задрожали и я поспешил спрятать их за спину. Если бы всё происходило в фильме, сейчас бы звучала пафосная музыка, а на заднем плане алел закат. Момент был преисполнен драматизма и героизма.

Колонна продвигалась к окраинам города. Оркестр и другие участники марша разошлись, а ополченцы продолжили идти.

Нападение на Белый Дом состоялось в четверг вечером.

Вместе с солдатами освещать событие отправились репортеры томпсонского телеканала, и вечером в четверг все телевизоры города были настроены на местные новости.

Мы наблюдали, как по улицам столицы двигались наши танки и внедорожники, как они проезжали мимо знакомых достопримечательностей. Несмотря на то, что я не поддерживал всю эту военную возню, я всё же испытывал гордость и какой-то прилив патриотизма, глядя, как мы идём по Вашингтону.

Но хоть сами наши люди и оставались Невидимками, техника по-прежнему привлекала внимание и мы должны были предусмотреть, что появление танков на улицах не могло остаться незамеченным.