Она замерла. Ему показалось, что она даже перестала дышать.

Их взгляды встретились, и в ее глазах он прочел такую любовь и такое доверие, что это почти парализовало его.

Достоин ли он этого? Сможет ли он обеспечить ей безопасную жизнь, сделать ее счастливой, и чтобы она каждое мгновение каждого дня чувствовала, как сильно он ее любит?

Она улыбнулась.

— Ты собираешься просить меня выйти за тебя замуж, не так ли? — спросила она.

Он испытал настоящий шок.

— Я…

Но она закрыла ладонью его рот:

— Ничего не говори. Просто кивни, если я права.

Он кивнул.

— Не делай мне предложение сейчас, — сказала она с таким видом, будто она была богиня и все смертные, окружающие ее, должны беспрекословно ей повиноваться. — Здесь не время и не место. Я хочу, чтобы ты сделал мне предложение так, как это принято в обществе.

Он опять кивнул.

— Если я буду уверена, что ты сделаешь мне предложение, я смогу вести себя таким образом…

Другого разрешения ему не потребовалось. Одной рукой удерживая ее близко от себя, другой он начал расстегивать обтянутые материей пуговицы на спине ее платья. Они легко проходили сквозь петли, так что уже через минуту платье с шорохом соскользнуло к ее ногам.

Она стояла перед ним в сорочке и корсете, белевшими в лунном свете, проникавшем в комнату через верхнюю веерообразную часть единственного окна. Она выглядела такой прекрасной, такой эфемерной и чистой, что он поймал себя на том, что сейчас следовало бы остановиться, чтобы запечатлеть в своей памяти этот образ, хотя его тело жаждало близости.

Движением плеч он сбросил сюртук, потом ослабил узел галстука. Она молча за ним наблюдала. Ее глаза блестели от возбуждения и удивления.

Он расстегнул верхние пуговицы рубашки, стянул ее через голову и положил на стул, так чтобы она не смялась.

Она тихонько рассмеялась и прикрыла рот ладонью.

— Что?

— Ты такой аккуратный, — смущенно сказала она.

Он посмотрел ей через плечо.

— По ту сторону двери находятся четыреста человек.

— Но ты собираешься погубить мою репутацию.

— Разве я не могу сделать это аккуратно?

Теперь она уже смеялась. Она подняла с пола платье:

— Тебе нетрудно будет сложить и его?

Он стиснул губы, чтобы не расхохотаться, и молча взял у нее платье.

— Если у тебя будет туго с деньгами, — сказала она, наблюдая, как он вешает платье на спинку стула, — ты всегда сможешь найти место добросовестной горничной.

Он постучал пальцем по левому виску около глаза и пробормотал:

— Ты разве не помнишь, что я дальтоник?

— О Боже. — Она стиснула ладони, изображая приличную леди. — Да, это проблема.

Он пожирал ее глазами.

— Я смог бы восполнить этот недостаток за счет исключительной преданности своей хозяйке.

— Верность и преданность всегда ценятся в слугах.

— А в мужьях? — спросил он у самых ее губ.

— В мужьях это ценится особенно высоко.

Его руки уже развязывали шнурки корсета.

— Я очень верный.

— Это хорошо.

Он потянул за шнурок, а потом просунул палец под узелок.

— Я могу сказать слово «преданность» на трех языках.

— Правда?

На самом деле ему было все равно, интересно ли ей это. Он планировал заняться с ней любовью на всех трех языках, но на первый раз он ограничится английским.