— Прости… я сожалею, что у меня это вырвалось.

— Но знай, дорогая, — воскликнул Тивертон, — мне предстоит тяжелое испытание, и, может быть, из нас двоих мне предстоит проявить больше силы воли. Я буду здесь с тобой до утра, но ты не станешь моей настоящей супругой, пока это не будет признано законом и освещено господом.

Он сказал это торжественно, и у Селины невольно слезы навернулись на глаза, так она была тронута искренностью его слов.

— Я молюсь, чтобы ты не изменил решения. Знаю, как я наивна и о многом не осведомлена, но ты потерпи немного… лишь будь ласков со мной.

— Ты очень молода, — сказал Квентин, — и твоя юность, и твоя невинность — есть величайшее сокровище. Я буду твоим учителем в искусстве любви, Селина.

Смущенная девушка спрятала лицо на его груди. Счастье ее было безмерно, и она боялась поверить в него.

Квентин повернул ее личико к себе:

— Я знаю несколько языков, и на всех этих языках я буду повторять: «Я тебя люблю!» Перед нами вечность, и вечна будет моя любовь к тебе, дорогая.

За такими разговорами Селина все же не забывала, что утекает время.

— Не следует ли разбудить Джима и попросить его уложить твой чемодан? Жаль, если мы пропустим утренний поезд.

Очутиться подальше от Баден-Бадена и от… лорда Хоудриджа — вот что заботило теперь Селину. Она все еще опасалась, что Квентин передумает в последний момент.

Она-то была готова на все. Она последует за ним хоть на край земли. Ей оставалось только радоваться тому, что мечты ее, самые смелые и радужные, постепенно обретают реальность.

Он нежно сжал ее плечо рукой:

— Да, надо вставать, у нас много дел. Придется разбудить и Джима.

— Думаю, он уже давно на ногах, — откликнулась Селина. — Он ранняя пташка. Пока ты будешь отдавать распоряжения, я приготовлю завтрак. Ему придется вывести лошадей из конюшни, продать их и заказать нам экипаж до вокзала.

— Я голоден, — признался Квентин. — И, надеюсь, ты тоже.

— И разве голод у нас не один и тот же? — туманно отозвалась Селина.

После нескольких долгих поцелуев они все-таки покинули постель. Тивертон отвернулся, чтобы она могла одеться. Он отдернул шторы в спальне, и утренний свет залил комнату.

— А я-то думал, что это будет самый пасмурный день из прожитых мной на этом свете.

Некогда было разогревать воду, и она помылась холодной. Мысль о том, что на их пальцах скоро будут обручальные кольца, согревала Селину. Все свои вещи она поспешно сложила в сундуки и баулы, не желая оставаться на вилле ни одной лишней минуты… Джим уже вытаскивал багаж и грузил его в наемный экипаж.

Ей еще предстояло приготовить завтрак.

«Мы роскошествуем в еде сегодня, — подумала Селина, — а что ждет нас завтра?»

Она размечталась, как будет вести совместное их хозяйство, и занялась приготовлением еды не только для завтрака, но и в дорогу. Наверняка Тивертон проголодается в пути.

В дверях появился Квентин Тивертон:

— Тебе не место на кухне, Селина.

— А где мне место? Подожди в столовой, и все будет подано тебе в надлежащем виде.

Шутил ли он или был по-настоящему рассержен, Селина не могла понять.

— Это не займет много времени. Еще секунда, и я поджарю тебе яичницу.

— А мне хочется смотреть, как ты это делаешь.

Он приблизился к ней:

— Можно мне поцеловать повариху?

— Нет, разумеется, — сказала она, но губы ее потянулись к его губам.