Само собою разумеется, что такие лица не заслуживали ни малейшего снисхождения.
Прощание было очень трогательно. На обеде, данном по этому случаю генералом Голубовицким, было сказано много теплых слов и выпито немало тостов за здоровье дорогого гостя.
— Скажу вам откровенно, — выразился при этом генерал, с чувством пожимая руку Максима Федорыча, — я давно, очень давно не имел такого приятного гостя!
— Позвольте и мне, в свою очередь, удостоверить, ваше превосходительство, что давно, очень давно я не имел таких приятных минут, какие провел здесь, в вашем любезном обществе, — отвечал Максим Федорыч взволнованный.
— Mais revenez nous voir, — любезно сказала Дарья Михайловна.
— Impossible, madame! мы, люди службы, люди деятельности, не всегда можем следовать влечениям сердца…
Все присутствовавшие были растроганы. Когда же после обеда наступил час расставания и Максим Федорыч долго, в каком-то тяжком безмолвии, держал в своих руках руку Дарьи Михайловны, то его превосходительство Степан Степаныч не мог даже выдержать. Он как-то восторженно замахал руками и бросился обнимать Голынцева, а Семионович, стоя в это время в стороне, шепотом декламировал:
Вечером, часу в девятом, ровно через месяц по приезде в Крутогорск, Максим Федорыч уже выезжал за заставу этого города. Частный пристав Рогуля, сопровождавший его превосходительство до городской черты, пожелал ему счастливого пути и тут же, обратившись к будочнику, сказал:
— Ну, вот и ревизор! что́ ж что ревизор! нет, кабы вот Павла Трофимыча Перегоренского к ревизии допустили — этот, надо думать, обревизовал бы!
В эту же ночь послал бог снежку, который в каких-нибудь два часа закрыл самый след повозки Максима Федорыча.
Утро у Хрептюгина
Действующие лица:
Иван Онуфрич Хрептюгин, 55 лет, негоциант.
Дмитрий Иваныч, иначе Démétrius, сын его, 20 лет, служит при губернаторе.
Статский советник Семен Семеныч Фурначев, 50 лет, имеет к Хрептюгину начальственные отношения.
Майор Станислав Фаддеич Понжперховский, 40 лет, ремеслом проходимец.
Иван Петрович Доброзраков, отставной штаб-лекарь, 55 лет.
Леонид Сергеич Разбитной, чиновник особых поручений при губернаторе, молодой человек.
Отставной подпоручик Живновский, 50 лет.
Титулярная советница Степанида Карповна Гнусова, 45 лет, экономка Хрептюгиных.
Действие происходит в губернском городе.
Театр представляет богато убранную гостиную в доме Хрептюгина. В середине и направо от зрителя двери. На столе перед диваном поставлена закуска и водка.
Гнусова (пожилая женщина, одета в черное шелковое платье; на плечах у нее желтая шаль; на голове чепец. При открытии занавеса она занимается приготовлением закуски). Шутка сказать, скоро одиннадцатый час, а он еще дрыхнет! И не убьет же бог громом этакого аспида! По естеству-то, ему бы теперь на босу ногу бегать да печки затоплять, ан он вот валяется… Да и спать ведь не спит, а именно валяется, потому, дескать, что в Питере благородные люди таким манером делают. (Задумывается.) Вот я и благородная, и муж титулярным советником был… так хоть бы за стол с собой посадили, и того нет!
Гнусова и Понжперховский (видный мужчина, в военном сюртуке; усы нафабрены и тщательно завиты, волосы на голове приглажены; вертляв и занят собой; говорит с сильным акцентом).
Понжперховский. Иван Онуфрич не вставали?
Гнусова. Где же ему встать, батюшка!
Понжперховский. Это лучше-с; я, признаюсь вам, даже не люблю, когда ваш Онуфрич перед глазами торчит… Поговорить можно и без него, выпить и закусить тоже-с…
Гнусова. |