Понжперховский. Гордишка-с!

Дмитрий Иваныч и Доброзраков.

Дмитрий Иваныч. Ну, скажите, доктор, зачем, например, этот выходец сюда таскается?

Доброзраков. А так вот, просто потому, что есть умок сладенько поесть… Вы уж очень строги, Дмитрий Иваныч.

Дмитрий Иваныч. Нет, я не строг, доктор! я только желаю, чтоб в этом доме чистый воздух был… понимаете? Знаете ли, как у меня здесь наболело, доктор? (Указывает на сердце.) Ведь на улицу выйти нельзя: свинья там в грязи валяется, так и та, чего доброго, тебе родственница!

Доброзраков. Да, это зрелище тово… нельзя сказать, чтоб пейзаж живописен был!

Дмитрий Иваныч. Нет, вы войдите в мое положение, доктор! Намеднись вот иду я в хорошей компании мимо рядов; ну, и княжна тут… Только откуда ни возьмись — бабушкин брат; весь в кубовой краске выпачкан: «А это, говорит, кажется, наш Митюха с барами-то ходит!» Вы поймите, что́ я тут должен был вытерпеть!

Доброзраков. А вы бы, Дмитрий Иваныч, дедушку-то под салазки! Знаете, и пословица гласит: «Еремея потчуют умея, за ворот да в три шеи!» Ну, и вы бы так-с!

Дмитрий Иваныч. Вы все шутите, доктор, а мне уж не до шуток, право! (Подходит к закуске.) Господи! даже закуски порядочной подать не могут! грибы, да рыжики, да ветчина! Эй, кто тут есть?

Является горничная. Да позови ты лакея, варвары вы этакие! ведь ты и при гостях, пожалуй, сюда вломишься! Возьми поднос да вели приготовить закуску — генеральскую, слышишь?

Горничная берет поднос и уходит. За дверьми слышен шорох. А! да вот, кажется, и папаша идет!

Доброзраков (вполголоса). Раздайся грязь, навоз ползет!

Те же и Хрептюгин (в пестрых брюках и коротеньком сюртуке; на шее повязан неглиже желтый батистовый платочек; в руках трубка, из которой он полегоньку покуривает; ходит с маленьким развальцем и шаркает ногами).

Хрептюгин. A! Démétrius! видно, его сиятельство стосковался по нас? Леонид Сергеич, что ли, изволит жаловать? Ну, что ж, милости просим! приготовлений не делаем, а запросто — милости просим!

Доброзраков. Что вам, Иван Онуфрич? разумеется, вы люди сильные, вам не в диковинку высоких гостей принимать!

Хрептюгин. Какие, братец, это гости! между нами, просто шавера! Вот в Петербурге… это точно… там я на своем месте..

Доброзраков. Что и говорить! я вот насчет здоровья узнать приехал…

Хрептюгин. Да что, братец! ни шатко, ни валко, ни на сторону! Желудок все… чуть, знаешь, съешь что-нибудь этакое… не совсем легкое… просто, братец, дело дрянь выходит!

Доброзраков. Да вы бы поберегли себя. Ведь ваше здоровье не то, что, например, наше. Мы и помрем, так никто не заметит: все равно что муха померла; ну, а вы совсем другое дело…

Хрептюгин. Знаю, братец, знаю, да что прикажешь делать? С волками жить, по-волчьи выть — иногда и перепустишь!.. Démétrius! ты бы, дружок, закуску велел приготовить; скажи Гнусовой, что там на третьей полке жестянка непочатая стоит.

Дмитрий Иваныч. Я уж сказал… Да что это у вас, papa, с утра до вечера точно кабак! только и делают, что водку пьют… ведь это свинство!

Доброзраков. Ах, Дмитрий Иваныч! да ведь папенька вам сказывали, что с волками жить, по-волчьи выть… ну, и водка, стало быть, поставлена тут правильно!

Те же и Живновский (входит из средних дверей).

Живновский. Благодетелю Ивану Онуфричу нижайше кланяюсь. Дмитрий Иваныч! Иван Петрович!

Хрептюгин. Откуда бог принес?

Живновский. Все хлопотал-с… Кто что, а я все на пользу общую-с… На вчерашнем пожарище был-с.

Хрептюгин. Потух, что ли?

Живновский. Дымится, благодетель, дымится! По этому-то случаю я и был.