|
- Скажите мне правду. Не надо щадить меня. После удара, который я перенес, я могу знать все, Жан-Жак похож на меня? - Лицо у него более вытянутое, чем у вас, и волосы светлее... - А глаза у него серые, верно? Серо-голубые, как у Брассье... - У многих глаза серо-голубые. Нельзя сказать, что Жан-Жак похож на него... - А Марлен? - Если она на кого и похожа, так это на свою мать, разве что ростом будет повыше... Я то и дело удлиняю ей платья и джинсы. - В ней нет ничего от меня... - Это ни о чем не говорит. Что это вы вбили себе в голову? - Аннет чаще занималась любовью с ним, чем со мной. Я вспомнил еще кое-что... Когда родился Жан-Жак и она была еще в клинике, я хотел прикоснуться губами к лобику ребенка, ведь я считал его своим сыном, а она остановила меня жестом, таким непроизвольным, что я мог бы что-то заподозрить. Потом она мне объяснила, что взрослые должны как можно меньше контактировать с новорожденными... - Бедный вы, бедный... - Бедный чудак, это верно... Вы можете себе представить эту совершенную пустоту вокруг меня? Послышалась музыка. Это Жан-Жак поставил пластинку. - Нет никаких доказательств, что это не ваши домыслы. - А разве есть доказательства, что это неправда? Послушайте, Натали... Я так больше не могу... Я чувствую себя способным на любую глупость, даже убить Брассье... Для этого мне не нужен револьвер... Обойдусь вот этими крепкими руками ремесленника... Потом он закричал: - Нет!.. И зарыдал. Глава 7 Для него это было словно Гефсиманский сад, его страдания длились пять дней. - Натали! Дайте мне, пожалуйста, еще вчерашних таблеток! Он надеялся забыться во сне, поиграть с фантомами своих детских лет. Но на этот раз не вышло: ему явилась Аннет, она возникла в его памяти, та самая Аннет, которая восемнадцать лет была вынуждена каждый вечер, каждую ночь, каждое утро играть роль. До полудня, пока Натали хлопотала по хозяйству, он слонялся по квартире и чувствовал себя совершенно обессиленным. Он жил как бы вне времени и пространства. Бульвар Бомарше, казавшийся ему театральной декорацией, выглядел столь же нереально, как и люди, которые, Бог весть почему, догоняли автобусы. Завтракать, обедать и ужинать в столовой стало для него сущим мучением, потому что он знал, что дети наблюдают за ним. Жан-Жак делал это не так явно, как его сестра, но был серьезнее и озабоченнее, чем обычно, словно ждал какого-то нового несчастья. Селерен был не в силах шутить, смеяться. Порой, чтобы нарушить молчание, он задавал какие-то вопросы, но тесного контакта с детьми у него не было. - Чем занимается отец твоей подруги? Кстати, как ее зовут? - Ортанс... - Ты знаешь, чем занимается ее отец? - Он адвокат... Крепкий такой мужчина, а Ортанс самая толстая девочка в нашем классе... Да ты не слушаешь... - Нет, слушаю. - Тогда повтори мои последние слова. - Адвокат... - Вот видишь! Бедный отец, тебе надо бы встряхнуться, а не то я вызову врача. Аппетита у него не было. |
