|
Ну, может быть, все эти байки и приукрашены чуть-чуть, но… В конце концов, она же сама его видела и очень даже близко! Почти… почти всего! Так что есть о чем рассказать с восхищением и гордостью: — Про плечи я тебе уже говорила, повторяться не буду… Глаза… глаза у него зеленые-презеленые, а нос прямой и… — Грэйн нетерпеливо потрясла рукой, пытаясь подобрать достойный эпитет для княжеского носа. — Красивый, короче, нос. Пальцы длинные, изящные, но сильные. И весь он такой… сильный. Ноги… э-э… крепкие. А как он улыбается, Джойн! Как он… Боги! Если б ты только видела это… и если б слышала его голос! Словно зов боевой трубы! И повиноваться ему — О! Есть ли под лунами что-то достойней и слаще?! О-о, Джойн! Он такой! — Тут ролфи поняла, что описание достоинств Князя выходит несколько однобоким, и добавила: — Касательно же прочих его качеств… увы, об этом могли бы рассказать только его княгини, но — никто не слыхал, чтоб они жаловались. — И подмигнула, мол, понимаешь, о чем я? А затем продолжила: — И он очень внимателен к женщинам. Представляешь, он похвалил мои бедра. Сказал, что они шелковые! Вот! — Грэйн поставила ногу на скамью и отвернула край покрывала, демонстрируя, что именно понравилось Вилдайру. И, кстати сказать, не ему одному. Ей вспомнились цепкие взгляды мага-полукровки в синхелмском подвале, и ролфи добавила: — И этот… желтоглазый… тоже косился там, в подвале… — Но синтафскому смеску, конечно же, от рождения не дано было правильно оценить достоинства ролфийских женщин, куда ж ему, в самом деле? А вот Князь… его мнение бесценно, ибо ему есть с чем сравнивать. — И грудь мою похвалил, кстати, — Грэйн выставила вперед бюст в качестве доказательства своих слов. — Наш Князь, он, знаешь, не молчит, если ему что-то нравится… в женщине… да! Шуриа, верно, впечатлилась. Она одобрительно закивала, соглашаясь: — О да! У твоего Священного Князя есть вкус. Он разбирается в женщинах и в их несомнен-н-ных достоинствах. — В голосе ее тоже зазвучали мечтательные нотки: — Косы — это тоже очень красиво. Жаль, у Аластара короткие волосы, ему бы пошли косы. А какие у него золотые глаза… — Джойн призадумалась, примолкла, а потом добавила очень серьезно: — Я вас познакомлю. Он тебе понравится. — Золотые глаза, говоришь? Краси-иво… — Грэйн воочию представила себе неведомого возлюбленного графини и вздохнула. Видно, и впрямь он хорош, раз Джойн вспоминает его с таким чувством! Повезло ей. А вот самой Грэйн… да ей и вспомнить-то некого! Разве что… Ролфи передернуло. Нет уж, теми воспоминаниями она делиться не будет. Столько вина нет на свете, чтоб развязать ей язык и заставить рассказать о своем позоре! Во всяком случае, пока она не отомстит как должно… Грэйн мрачно поправила простыню и вцепилась в стакан. Нет в мире справедливости! Почему достойные и прекрасные достаются всегда кому-то другому? Впрочем, каждый получает именно то, что заслуживает… и нечего сетовать на богов и судьбу. Но и безропотно принимать обиду тоже немыслимо! — А шурий я не люблю. С-скользкие… гады… — все-таки обронила ролфи. Все равно Джойн не поймет, к чему эрна Кэдвен это сказала. Та и не поняла, приняв эту фразу на свой счет, и немедля возмутилась: — Грэйн, ну разве я скользкая? Ну посмотри, не скользкая же. И хвоста нет. Ты видела же, ты же видела?! И обиженно пробормотала себе под нос: — Ну почему всегда хвост? При чем здесь хвост? «Ох, Джойн, веришь — твой хвост тут точно ни при чем! — покаянно подумала Грэйн. — И верно… ты же не виновата…» От раскаяния в собственной несправедливости на глаза ролфи навернулись пьяные слезы и она призналась с воодушевлением: — Ты — совсем другое дело! Если Священный Князь сказал, что тебя надо… это… возлюбить… Конечно же, так прямо Священный Князь этого не говорил, но наверняка ведь подразумевал! А даже если и нет… большой беды не будет в том, что Грэйн добавит немного собственных размышлений на этот счет, правда же? — Ух ты! Надо же! Возлюбить? Здорово! — Джона по-детски захлопала в ладошки. |
