Офицер, едущий впереди пушек, уже приближался к середине долины, а позади все шли и шли солдаты, не успевшие даже войти в долину.

Теола подумала, что их, наверное, многие сотни, и, вероятно, к силам короля присоединилось больше наемников, чем представлял себе генерал, если не из самой Кавонии, то из Греции. Они двигались размеренным шагом, пушки тарахтели по каменистой дороге, солдаты иногда подгоняли мулов кнутом. Не считая этих звуков и топота марширующих солдат, стояла тишина. Не раздавалось отрывистых команд, никто не повышал голоса, только грохот колес, стук конских копыт и топот марширующих сапог.

Это навевало жуть и в то же время внушало благоговение.

Их так много! Их ряды такие правильные! Такие ровные!

Солдаты, которых тренировали и обучали убивать. Солдаты, которые были профессионалами.

Теола надеялась, что среди них было не много кавонийцев, хотя, конечно, она не была в этом уверена. Генерал сказал, что большая часть кавонийской армии перешла на его сторону, и она знала, что среди спрятанных по склонам долины солдат тоже много профессионалов.

Но среди них также было большое количество обыкновенных гражданских людей, простых сторонников Алексиса Василаса, не проходивших никакого военного обучения и имевших только самые начальные навыки, которые он смог им дать. Вероятно, они чувствуют себя подавленными мощью армии короля.

«Мне… страшно», — сказала себе Теола. Она боялась, что прячущиеся за скалами, в пещерах и ущельях люди могут внезапно бросить свое оружие и убежать, опасаясь за свою жизнь.

Ей с трудом верилось, что они бросят своего предводителя, особенно такого, как Алексис Василас. Но кто мог с уверенностью сказать, как поведет себя необученный и не испытанный в бою человек, когда настанет момент рискнуть единственным по-настоящему ценным для него — жизнью?

«Дай им мужество! Господи, дай им мужество!»— молилась Теола. И тут она увидела, что едущий впереди пушек офицер почти достиг выхода из долины.

Наконец-то показались последние солдаты королевской армии, и под ней, внизу, извивалась длинная змея из одетых в мундиры людей, шагающих размеренными, правильными рядами и заполнивших собой всю дорогу в долине.

Это зрелище и в самом деле внушало страх, и Теола подумала с каким-то болезненным ужасом, что если бы не спрятанные кавонийцы, Алексис Василас мог бы передумать.

Возможно, он бы решил, что его положение безнадежно; возможно, в конце концов он действительно не станет рисковать жизнями своих людей и сдастся королю.

Не успела Теола справиться с дрожью, охватившей ее при этой мысли, как раздался резкий грохот. Прогремевший выстрел отразился в горах многократным эхом, едущий впереди офицер упал с коня, а невредимое животное поскакало вперед.

Это был сигнал к началу стрельбы с обоих склонов долины.

Люди Алексиса Василаса стреляли из-за камней, из пещер, из ущелий и расселин. Ровные порядки войска внизу распались, и солдаты бросились искать укрытие по сторонам дороги. Только мулы, тянущие пушки, продолжали двигаться вперед по дороге, ускорив шаги и в ужасе бросаясь из стороны в сторону при звуках выстрелов.

Раздались ответные выстрелы, но их было очень мало. Люди, укрывшиеся на берегу реки, целились из ружей в скалы, нависающие над ними, но не могли четко видеть цели. Их пули отскакивали рикошетом от голых камней, принося мало ущерба.

Стоял оглушительный грохот, не только от самих ружейных выстрелов, но и от эха в долине.

Каждый выстрел многократно отражался эхом в пещерах и между гор, усиливался до такой степени, что, казалось, бил прямо в уши.

Теперь уже все солдаты короля лежали или сидели, скорчившись, за валунами, и, когда перекрестный огонь пробил в их рядах ужасающие бреши, они ударились в бегство.

Пушкари побежали первыми, так как у них не было своего оружия, и, когда они пустились бежать назад по дороге, к ним присоединялись другие, отбрасывая в стороны свои ружья, словно они им мешали.