Этому научил ее дедушка так же, как и всему остальному в жизни. Хорошему, конечно. Залеплять жвачку в волосы самым вредным девчонкам, обзывавшим ее дворняжкой, и натирать мелом стол, чтоб учительница измазалась, он ее не учил.
Уже ерзая от нетерпения, она все-таки дождалась, когда Саша дорасскажет о том, как они с мамой закручивали банки с компотом и вареньем: "Кому это интересно после того?!" Но Иоланта Сигизмундовна расспрашивала его с таким видом, будто ей крайне необходимо было это узнать. Когда Саша засмеялся от радости, сообщив, что до сих пор еще ни одна не взорвалась, Лилька решила, что уж это — всё, и торопливо спросила, тронув учительницу за руку, чтоб та наконец заметила ее:
— А почему вы не верите, что орган на самом деле волшебный? А что если ваш отец Генрих исчез совсем не потому, что его на рудники забрали?
— То есть? — когда речь заходила о чем-то особенно важном, у Иоланты Сигизмундовны, совсем как у Сашки, сразу выпрямлялась спина. Может, так держались все пианисты?
— Те, которые к дедушке приходили, они же сказали, что этот орган может перенести в такую жизнь, о которой ты мечтал. А вдруг это и случилось? О чем мечтал отец Генрих?
"Разве она помнит? — тут же усомнилась Лилька, взглянув на сморщенную, в коричневых пятнах, руку учительницы. — Это же сто лет назад было!"
Но та с неожиданной уверенностью сказала:
— Он мечтал жить в Германии. В маленьком городке, среди верующих людей. Там, где не нужно скрывать свою веру и свою национальность.
— А у меня вообще-то две национальности, — вдруг произнес Саша с такой обидой, что Лилька виновато улыбнулась ему, постаравшись заглянуть в глаза. Все же она затеяла этот разговор.
Правда, ей и в голову не приходило, что он сведется к каким-то национальностям. Она и сама точно не знала, кем была по крови. Правда, теперь, когда Советский Союз распался, об этом говорили все чаще. Ее дедушку это раздражало…
Ее отвлекла Иоланта Сигизмундовна, которая спросила, не скрывая насмешки:
— По-твоему, моя милая, орган взял и катапультировал Генриха куда-нибудь в Цюрих? Такое действительно не приходило мне на ум.
На секунду зажмурившись, Лилька рывком поднялась, больше не опасаясь потревожить тонкую посуду.
— Все ясно. Вы не верите. Ну и ладно, не верьте. Вы только скажите нам, где искать. Сашина мама поедет с нами и поможет.
— Ты полагаешь, она настолько безрассудна?
"Что значит — безрассудна? — растерялась Лилька и снова села. — Рассудка нет, выходит — почти что дурочка?" Она запротестовала:
— Нет! Я же не это хотела сказать. Просто Сашина мама верит в чудеса, раз…
Она заметила краем глаза, как напряглось Сашино лицо, и все же закончила:
— …раз до сих пор считает, что Сашин папа жив!
Иоланта Сигизмундовна умела выражать сомнение одним движением губ. К этому она добавила непонятное:
— Слава тебе, безысходная боль!
У Лильки от этих слов почему-то сжалось сердце, и опустились плечи. Заметив, что она затихла, учительница печально добавила:
— Это из стихов Ахматовой о сероглазом короле.
— Он умер, — мрачно добавил Саша. — Мама читала вслух эти стихи.
— Умер. Ты ведь уже привык к этой мысли? Правда, мой милый? Ко всему, как выяснилось, можно привыкнуть. Или почти ко всему…
Лилька повторила про себя: "Мой милый… Как она его называет! Я и не думала, что учителя могут так говорить". Не поднимая глаз, Саша нехотя отозвался:
— Не знаю. Вчера я был уверен.
— А сегодня?
— А сегодня я подумал: а вдруг чудеса все-таки случаются? Лилька же верит! Никто ведь его не видел мертвым. |