Она остановилась. Она была одна в темноте наедине с Линберном.

— Значит, у нас есть четверо подозреваемых, — медленно проговорил Джаред.

«Пятеро», — подумала Кэми.

Джаред встал, и по ней рябью прошло его удивление, а за ним и ярость.

— Я не хотела, чтобы ты это услышал, — сказала Кэми.

«Скажи, что ты не имела этого в виду», — сказал Джаред.

— Я не думаю, что нападавший — это ты, — сказала ему Кэми. — Я в это не верю, но…

Она не хотела быть девушкой, которая просто верила нравившемуся ей парню, и неважно, какие наличествовали смягчающие обстоятельства в виде чтения мыслей. Она не хотела, чтобы ее ослепили чувства. Она не хотела, чтобы вообще что-либо ее ослепило. Она не знала своих чувств, не знала, что испытывал он, или как эти чувства разделить. Она не хотела утонуть в том, что между ними было и потерять контроль или себя.

Если думать об этом объективно, то для Джареда все выглядело очень печально. Он был тем, кто не знал, как работает чародейство, тем, кто бесился от ярости и хотел выместить свою злость на окружающих. Он признал, что видел те ножы, признал, что убил своего отца. Он был чародеем, который разозлился на нее в ту ночь, когда ее столкнули в колодец. Она не помнила последнего раза, когда их сознания были полностью открыты друг для друга. Может быть, они никогда и не были.

— Ладно, — яростно сказал Джаред, и Кэми сообразила, сколько мыслей проскользнуло, пока она была в затруднительном положении.

Он шагнул к ней. Кэми пришлось поднять голову, чтобы посмотреть на его лицо. Она чувствовала тепло и напряжение его тела.

— Ты меня боишься? — прошептал Джаред.

— Я никогда не боялась никого так сильно, как тебя, — прошептала она в ответ.

Она вздрогнула, но страх казался практически знакомым. В конце-то концов, она всю жизнь провела с ним в темноте наедине. Никто не мог ранить ее так, как он.

— Опусти стены, — сказал Джаред. Его голос был тихим и настойчивым. — Тогда я опущу все свои.

Он поднял руку, его пальцы согнулись в миллиметре от ее щеки.

Кэми едва не повернула лицо, чтобы уткнуться в его ладонь, но вместо этого сидела спокойно, чтобы увидеть, дотронется ли он до нее по собственному желанию.

— Кэми, — сказал Джаред. Его голос стал мягким: она едва его узнавала, но поняла, что таким он становился, когда Джаред о чем-то умолял. — Ты — единственное, что важно. Ты можешь мне доверять. Пожалуйста.

Он не коснулся ее. А она не опустила стены.

Его злость ударила ее, как порыв жара, достаточно сильного, чтобы заставить ее отшатнуться.

— Прости, — сказала ему Кэми. — Я не могу.

— Ладно, — сказал Джаред.

Он не колебался и больше не смотрел на нее, а просто отвернулся и ушел, оставив ее стоять в темноте с его яростью, бушующей в ее мыслях.

Тем вечером Кэми снова попыталась дозвониться до Анджелы, но звонок переключился на голосовую почту. Она позвонила ей домой, но когда трубку поднял Ржавый, она отключилась.

Она проснулась на рассвете, когда солнечные лучи едва касались верхушек деревьев за ее окном серебристым светом, который светился сильнее, чем настоящий. Она чувствовала несчастье Джареда, хотя он и спал. Кэми взяла телефон.

Десять минут спустя она уже накинула серое шерстяное платье, а поверх него зимнее пальто. Она выбежала из дома и направилась вверх по холму, через поля, которые тянулись дальше от леса.