— Зови как хочешь. Моего отношения к самому себе это не изменит.

— Я тебя обидел?

— Нет.

— Ты так и не спросил о том, как прошел мой поединок.

— Нет, не спросил.

— Тебе это безразлично?

— Нет, Дардалион. Не знаю почему, но мне это не безразлично. Все гораздо проще. Смерть — мое ремесло, приятель. Ты здесь — стало быть, ты убил его, и он меня больше не занимает. Худо то, что ты отрубил ему руки и ноги, — но я забуду это со временем, как забуду и тебя, когда благополучно доставлю вас к Эгелю.

— Я надеялся, что мы станем друзьями.

— У меня нет друзей, и я в них не нуждаюсь.

— И так было всегда?

— Всегда — долгий срок. Я имел друзей до того, как стал Нездешним. Но то было в другой вселенной, священник.

— Расскажи мне о себе.

— С какой стати? Буди детей — впереди у нас длинный день.

Нездешний оседлал лошадей и проехал на своем мерине к тому месту, где подвесил оленя. Срезав с туши несколько полос, он убрал их в полотняный мешок на ужин, а остальное оставил на траве для волков. — Скажи, олешка, у тебя были друзья? — спросил он, глядя в пустые серые глаза.

На пути к пещере ему вспомнились дни его службы в Дрос-Пурдоле. Он считался подающим надежды молодым офицером — любопытно почему: он всегда недолюбливал начальство, хотя дисциплину, правда, соблюдал.

Тогда они с Гелланом были ближе, чем братья. Это проявлялось во всем — несли они караул или ходили к девкам. Геллан был славным, веселым товарищем, Они становились соперниками только на турнире Серебряного Меча. Геллан всегда побеждал — этот парень обладал нечеловеческим проворством. Потом Нездешний встретил в Медрас-Форде, городке к югу от Скельнского перевала, купеческую дочь Тану — и они с Гелланом расстались. Нездешний влюбился, не успев опомниться, вышел в отставку, поселился в деревне и занялся хозяйством.

Геллан был безутешен. “Ничего, — сказал он при расставании, — я тоже скоро последую за тобой. Что за жизнь мне теперь будет в армии? Сплошная тоска”.

Хотел бы Нездешний знать, исполнил ли Геллан свое намерение. Стал ли земледельцем или купцом, или же погиб в одном из многочисленных сражений, проигранных дренаями?

Если он и пал, то не иначе как нагромоздив вокруг себя кучу вражеских тел, — его клинок язвил быстрее, чем змеиное жало.

— Напрасно я ушел тогда, Геллан, — сказал Нездешний. — Ох напрасно.

Сорок миль от Скултика и сравнительной безопасности Эгелева лагеря — а кони уже утомились, и люди пали духом. Геллан поднял правую руку со сжатым кулаком — сигнал взять лошадей под уздцы. Все пятьдесят всадников молча спешились.

Сарвай поравнялся с Гелланом, и они вместе сошли с коней. Геллан нацепил шлем на луку седла, достал из-за пояса полотняный платок и утер лицо.

— Вряд ли нам удастся найти уцелевшую деревню, — сказал он.

Сарвай молча кивнул. Он служил под началом у Геллана уже полгода и знал, когда следует отвечать, а когда нет.

С полчаса они шагали рядом, потом Геллан дал сигнал сделать привал, и люди уселись на землю рядом со своими лошадьми.

— Настроение у них неважное, — сказал командир.

Сарвай кивнул.

Геллан расстегнул свой красный плащ, набросил его на седло, уперся ладонями в спину и со стоном распрямил поясницу. Ему, как и многим высоким людям, долгие часы в седле давались тяжело, и спина болела постоянно.

— Слишком надолго я застрял в армии, Сарвай.