Изменить размер шрифта - +
 – Я не могу позволить тебе сделать это из жалости и благородства.

Джеймс помрачнел.

Сейчас он будет возражать. Он будет настаивать и сделает какое-нибудь громкое заявление о том, что годы уносятся как прибой, стирая следы на песке. Он загонит себя в ловушку.

Сейчас ей придется спорить и убеждать его, что он должен ее отпустить. Ее сердце предаст само себя.

Джеймс протянул руку и нежно погладил ее лицо кончиками пальцев. Он не касался шрамов, чтобы не причинять ей боль.

Из левого глаза Хейзел потекли слезы.

Джеймс притянул девушку к себе и обнял. Она не могла убежать, и у нее не было желания попробовать. Она прижалась щекой к его груди.

– Я никогда не буду прежней, – сказала она.

Он отстранился, чтобы посмотреть ей в глаза.

– Ты всегда будешь собой, – сказал он. – Ты всегда будешь моей любимой Хейзел.

Неужели она видела в его глазах любовь? Такую же, как в Лоустофте?

Челмсфорде? Попларе?

Джеймс поцеловал ее правую щеку.

– Я тоже никогда не буду прежним, – напомнил он ей. – Ты это знаешь.

– Для меня ты остался прежним, – запротестовала Хейзел.

Он многозначительно посмотрел на нее.

– Ты поправился, – сказала она. – Все твои проблемы в прошлом.

Некоторое время он молчал.

– Я бы хотел, – сказал он наконец, – чтобы это было правдой.

Ей захотелось обнять и успокоить его.

«Нет, глупая, – сказала она себе. – Ты больше не можешь этого делать».

– Ты – это все еще ты, – сказала она. – Все еще Джеймс. Все еще замечательный. Все еще умный и добрый. Все еще красивый. Все еще смелый. Все еще сильный.

Джеймс начал расхаживать из угла в угол, словно он совсем отчаялся. Молодой человек нервно тормошил свои волосы, пока они не встали дыбом.

– Ты думаешь, что тогда, на танцах в Попларе, меня привлекло твое лицо? – спросил он.

– Следи за языком, – шутливо сказала она. – Полагаю, сейчас ты скажешь, что мое старое лицо было ужасным?

Он протянул к ней руки, но быстро их убрал.

– Твое лицо никогда не было ужасным, – сказал он. – Оно всегда было идеальным. Все еще идеальное.

Она горько рассмеялась.

– Сумасшедший!

Он многозначительно посмотрел на нее.

– Да, сказал он. – Я сумасшедший. Я настолько безумен, что мне пришлось провести несколько недель в розовых стенах. И кто знает, сколько морфия мне вкололи, пока я был не в себе? Вдруг мне придется вернуться в невротическое отделение?

Хейзел не понимала. Ему все еще страшно.

– Если тебе действительно придется вернуться, – сказала она, – то в этом нет ничего постыдного. Ты пройдешь через это и поправишься, как в прошлый раз. В том, что с тобой случилось, нет твоей вины.

Он посмотрел на нее.

Конечно, в том, что случилось с ней, тоже не было ее вины. Но это не то же самое.

– Почему ты не бросила меня? – прошептал он. – Почему не убежала от парня, у которого не все в порядке с головой?

Хейзел почувствовала, что слезы снова жгут ей глаза.

– Как ты можешь такое спрашивать? – воскликнула она. – С чего мне было тебя бросать?

– Ты думаешь, что я люблю тебя меньше, чем ты любишь меня, – прошептал он.

– Я никогда этого не говорила!

– Ты думаешь, что при взгляде на твое лицо, я вижу только шрамы, – сказал Джеймс.

Быстрый переход