Последнее время она все больше лежала на своей койке. Положив в рот кусочек печенья, она вообразила свежий вкус только что выкопанной картошки, тушенной со свежей сочной капустой и луком, корочку пшеничного хлеба и чашку густой пахты… Она задремала.
Громкие голоса соседок разбудили Анну. Она решила вновь подняться на палубу и подышать свежим воздухом. У сарая она вынула образцы кроше, но делать ничего не могла — голова кружилась, а руки были так слабы, что не в силах удержать даже крючок…
Вдруг на нее легла чья-то тень. Она подняла глаза и увидела Спинера. Его лицо было чисто выбрито, а в его глазах, обычно блеклых и пустых, была целеустремленность.
— Ты выглядишь изможденной. Я даже подумал, что ты голодаешь!
Анна была слишком слаба, чтобы возражать.
— Не хочу с тобой разговаривать, — с трудом проговорила она.
Спинер крепко ухватил пальцами кудрявую прядь ее волос.
— Интересно узнать, твои кудри внизу так же красивы, как и на голове?
Анна оттолкнула его и вскочила.
— Оставь меня, — закричала она в бешенстве, размахивая вязальным крючком. — Оставь меня, или клянусь — я тебя убью!
Губы Спинера скривились в злорадной усмешке.
— Это не защитит тебя, девушка! — Он выхватил из ее руки крючок и, прежде чем она успела что-то сделать, разломил его пополам. Потом поднял с палубы цветочки кружев и, потянув за нитку, распустил их.
Анна кинулась на него с яростным криком. Спинер цепко схватил ее за запястье и прижал к стене сарая. Придавив ее всем телом, он стал медленно целовать ее лицо, шею, грудь… Анна изо всех сил пыталась вырваться, но все было тщетно. Неожиданно Спинер отпустил ее. Он отступил на шаг и усмехнулся, не отрывая взгляда от вздымающейся груди девушки.
— Я смогу взять свое, красотка. И знай — скоро это сделаю!
ГЛАВА III
— Все вами интересуются, мистер Флин. Вы — диковина. — Джеральд Шоу, скрестив ноги, сплел пальцы под козлиной бородкой и вперился в Стефена удивленно. — Но я полагаю, что вы привыкли к такому вниманию…
Стефен вынул изо рта незажженную сигару и сунул ее в карман. Он не любил мужскую курительную комнату, заполненную сигарным дымом и сплетнями, но только здесь можно было спастись от дам, которые продолжали мучить его этим проклятым концертом.
— А мне плевать на этот интерес! Особенно на интерес проклятых женщин. Они не хотят оставить меня в покое.
Шоу захихикал:
— Бедняга, мистер Флин, должно быть, они с вами плохо обращаются!
Стефен оглядел убежище для джентльменов, обставленное мебелью из черного и орехового дерева, обитой красной кожей. Он вспомнил свой нью-йоркский салун. Даже в самые душные вечера он мог открыть качающиеся ставни-двери, чтобы впустить немного воздуха. Мужчины, наполнявшие его салун, были или соседями, или приятелями, пришедшими поиграть в карты или в бильярд, а то и поразмяться на тренировочном ринге в задней комнате. Это были люди, с которыми он мог потолковать, и с ними ему было легко…
— Как я понял, вы хотите провести тренировочный бой на передней палубе? — напомнил о себе мистер Шоу.
Это был аккуратный человек, лет сорока, с блестящими темными волосами. Он говорил, проглатывая окончания слов и с акцентом; какой-то профессор из дублинского колледжа Троицы. Стефен подумал, что странно, когда крупная рыба, вроде Шоу, ищет его общества для беседы, и это его насторожило.
— Да, завтра, если погода прояснится.
— Я уверен, что ваши поклонники встретят вас сердечно. Из-за ваших боксерских успехов в Ирландии о вас снова заговорили. Все дублинские газеты освещали ваш приезд в Килкенни. |