Взрослые сидели вокруг большого садового стола. Господа пили коктейли. Дамы накинули шали. На террасу вынесли фонограф и пластинки. Хлыщ пригласил Жюлиа на танец: он находил ее красивой. Образовались и другие пары танцоров. Жюльен пригласил Пуну. По крайней мере, он был уверен, что доставляет ей этим удовольствие.

— Хорошее было лето, — сказала тетя Адель, зябко кутаясь в шаль.

— Если бы только не эти слухи о войне, — посетовала Аньес, которой и так хватало забот с ее ипотечными долгами.

Профессор Гнус хранил молчание. Он слушал граммофонную музыку и ждал удобного случая, чтобы пригласить Клементину. Он умел танцевать только вальс, раздольный, роскошный венский вальс. Но ему пришлось довольствоваться вальсом под жиденький аккордеон.

И Клементине пришлось крутиться с влюбленным профессором, у которого, судя по тому, как он наступал на ноги партнерше, в голове играла своя музыка.

Жюлиа наконец избавилась от назойливого хлыща: у него были гнилые зубы, и он без конца шептал ей пахучие комплименты. Жюльен воспользовался этим, чтобы пригласить ее, а Пуну он любезно попросил не путаться под ногами: таков жестокий эгоизм тех, кто одержим любовью!

Жюльен танцевал неплохо. Кузина даже удивилась. Он только держался чересчур напряженно. Подняв подбородок, глядя прямо перед собой, безупречно сжав ягодицы, он, едва прикасаясь к Жюлиа, гордо кружил ее в вальсе. Они незаметно приблизились к Шарлю и Клер, которые вальсировали, тесно прижавшись друг к другу: решительно, у них не было стыда!

— Ладно! С меня хватит! — сухо сказала Жюлиа.

И без всяких объяснений бросила Жюльена на середине вальса.

Лизелотта не танцевала. Она отошла на некоторое расстояние, за кусты, куда, как она надеялась, за ней должен был последовать старший брат хлыща с гнилыми зубами. И поскольку дыхание у него было свежее, чем у братишки, он в скором времени добрался до лифчика Лизелотты, который представлял собой последнюю, но неприступную твердыню ее целомудрия.

— Нет! Прошу вас! Мы ведь едва знакомы! — плаксиво повторяла она.

Несколько смущенный сопротивлением — не девушки, а лифчика, — молодой человек прекратил свои наскоки, чтобы перевести дух.

На ней был только лифчик. Что за досада! Трусики ушли сразу, соскользнули с бедер Лизелотты как бы сами по себе. Платье вскоре присоединилось к трусикам, лежавшим на мягкой траве. И на Лизелотте, не считая зловредного лифчика, остался один лишь неощутимый покров ее прозрачной белокурости.

— Вы не должны так делать! За кого вы меня принимаете? — сказала она, ухватив его вдруг за плечи и падая вместе с ним.

В мгновение ока с молодого человека были сорваны брюки и трусы.

Вот беда! Он смотрел на Лизелотту, которая смотрела на него с широкой радушной улыбкой. Вот беда!

— Понимаете, — пролепетал он, — я не привык, чтобы у меня перехватывали инициативу… Сейчас, я сейчас…

Но разъяренная Лизелотта уже одевалась!

— Ах, эти французы! — кисло-сладким голосом проговорила она. — Они много обещают, но эта гора, как у вас говорят, разродится маленькой мышкой!

И она удалилась.

Глава сороковая

Как малютка Анжель разбила дюжину бокалов

Жюлиа разом задула все шестнадцать свечек. Вокруг зааплодировали. Все по очереди расцеловали ее, поздравили. Только Клер и Шарль держались в сторонке и молчали. Тетя Адель была очень растрогана. Она вспоминала время, когда Жюлиа прыгала на коленях у дяди Эдуара, когда Жюлиа хотела завести у себя в ванне утят, когда Жюлиа объелась клубничным вареньем, — это было только вчера! Только вчера! «Вот так мы и замечаем, что постарели», — сказала Аньес.