Но нет… Шагов за десять до арки незнакомка остановилась как вкопанная. Потом попятилась, и вид у нее стал такой, будто она заблудилась. Очередной порыв ветра налетел на нее тогда, закружил юбку, сорвал с лица вуаль, и, казалось, подуй он чуть сильнее, вовсе сбил бы хрупкую ее фигурку с ног. Она сжалась, становясь совсем маленькой и потерянной на этой огромной площади.

Будто пьяная, пошатываясь и спотыкаясь, она брела через площадь дальше. А у подножия Александровской колонны задрала вверх голову и долго так стояла, о чем то размышляя. Я даже притомилась ждать. И тогда впервые подумала, что, может, она просто сумасшедшая? Еще сильнее я стала это подозревать, когда незнакомка резко, будто ужаленная, сорвалась с места и пересекла оставшуюся часть площади почти бегом. Там, на Миллионной, она снова взяла экипаж, и нам пришлось поторапливаться, дабы ее не упустить.

Но на сей раз все было просто. Я даже не поверила сперва, что моя задумка – узнать, где живет сия таинственная дама, – осуществилась столь легко. Экипаж остановился у роскошного парадного одного из особняков на той же Миллионной. Незнакомка обыденно сошла на тротуар, опершись на руку подскочившего к ней швейцара. И проскользнула в открытые им же двери.

Вот так номер… неужто она живет здесь?

Мой извозчик остановился чуть поодаль. Пришлось выгрести из карманов последнюю мелочь, дабы расплатиться за все простои, а после, снова надев капюшон, я тоже покинула коляску. Рассеянно оглядела дом. Да, это не наш доходный домишко на Малой Морской… здесь явно жили аристократы, владевшие особняком полностью. Так кто эта незнакомка? Жена хозяина? Дочь?

Я была полна решимости, чтобы разузнать все.

– Голубчик, молодая дама, что вошла сию минуту, хозяйкой ли здесь будет?

Швейцар, высокий и усатый, с зубчатой короной  на тулье фуражки, хмуро оглядел меня с ног до головы. И видимо, счел не слишком важной птицей, чтобы разговаривать вежливо.

– А тебе то что за дело? Ходют тут…

Я посетовала лишний раз, что хотя бы перчаток не захватила, но, разумеется, сдаваться не собиралась, а решила ему подыграть:

– Слышала я, будто гувернантка хозяйке требуется. Так вот, пришла я. И рекомендации имеются. Пустишь?

Для убедительности я полезла в карман в складках накидки, долго искала там, пока не вынула одну единственную копеечную монету, чудом завалявшуюся. И неловко сунула ему.

– Не велено никого пускать, – еще более надулся швейцар, но копейку припрятал. – Завтра приходи. Генерала не будет, а хозяйка, бог даст, примет…

– Генерала? – Я не скрыла удивления.

– Его превосходительство генерал Хаткевич! – прищелкнул каблуком швейцар. – А ты что ж, не знаешь, к кому нанимаешься?

– Знаю знаю, голубчик… Спасибо.

– Спасибо то в карман не положишь, – упрекнул тот.

– Чем богаты. – Я еще раз жалко улыбнулась. Все наперекосяк!

И в задумчивости отошла.

Хаткевич… Так монограмма «Н» на платке – это первая буква не имени, вроде Натальи или Нины, а фамилии, ежели латиницей писать.

Я прогулялась вдоль фасада, то и дело посматривая – не выйдет ли незнакомка вновь. Настырно заглянула меж прутьями кованой решетки, что перекрывала въезд во внутренний двор. Там, на зеленой поляне, среди клумб резвились двое детей, совсем младенцев, года по три. Выходит, угадала я с гувернанткой.

Генерал Хаткевич был важною фигурой в Петербурге, кажется, и я о нем кое что слышала.