|
Эпилог ЧТОБЫ ОТРЕМОНТИРОВАТЬ БИПЛАН, НЕ ХВАТИЛО зимы, на это понадобилось два года. Два года экономии долларов и ликвидации следов крушения — возвращение к жизни погибшего дерева и изорванной ткани. В то время я закончил и обшил новый центроплан верхнего крыла, заменил дюжину разбитых в щепки элементов каркаса фюзеляжа и крыльев, оберегая самолет от попадания воды, пока с помощью паяльных ламп погнутые соединения проводов заменялись новой, еще горячей, сталью, пока из обтекаемого тюбинга изготовлялись новые стойки. И так — шаг за шагом, по мере того, как уходили в прошлое, месяц за месяцем. Ремонт топливного бака — месяц, месяц — ставили новое лобовое стекло, месяц — смятой металлической стенке коммингса придавали форму мягких плавных изгибов, а затем покрывали ее краской. В то время одна часть моего существа была окружена деталями самолета и всяческими болтами, сплошь и рядом лежавшими на полу ангара; эта часть меня, длительное время не знавшая свободы, спрашивала снова и снова: — Почему? Я был рад заплатить деньгами за то, чтобы, наконец, обнаружилась моя страна, даже если бы показалось, что в этом нет необходимости; и та ангарная часть меня и в самом деле тяготилась глубокой печалью. Друзья. Простое и прекрасное слово. Дик Макуотер из Проссера, штат Вашингтон: — Двигатель Ураган всё еще лежит на полу в моем ангаре, Ураган не запускался с 1946 года, и ты мог бы познакомиться с ним поближе, но смотрится он неплохо. Я придержу его для тебя. Джон Ховард из Юдалла, Канзас: — Разумеется, я подыщу тебе двигатель. Только скажи, — у меня есть немного болтов для крыльев... Поп Рэйд, из Сая-Джоуза, штат Калифорния: — О, не беспокойся, малыш. У нас есть коллекторная оправа для такого двигателя и все соединительные провода, они еще ни разу не использовались... Том Хозелтон, Албия, Айова: — У меня столько дел, что даже не знаю, как с ними управиться, но это особый разговор. Я за неделю заварю тебе соединительные трубопроводы... Годы тянулись очень медленно; в то время, как я прикладывал все усилия, чтобы зарабатывать на жизнь с помощью дешевой пишущей машинки, биплан созревал в прямоугольном коконе своего ангара. Фюзеляж был готов. Крылья — собраны и прикреплены. Насажен хвост. Установлен двигатель. Новый капот. И, наконец, пришел день, когда старый пропеллер на новом двигателе вздрогнул, покрутился, прочертив размытую серебряную дорожку, и совсем неожиданно биплан, умерший два года назад, был снова жив и, окруженный гулким эхом, подпрыгивая, выезжал из ворот ангара. Вверх и вперед; шум мотора и ветер; черные механизмы щелкали, то подымаясь, то опускаясь, и распыляли из открытых цилиндров двигателя новую смазку. Так, долго будучи мертвым, я ожил. Целую вечность скованный цепями, я был свободен. И, напоследок — ответ на вопрос «почему?». Урок, который так трудно было найти, так сложно выучить, усвоился быстро, ясно и просто. Проблемы возникают для того, чтобы их решать. Почему человеческая натура, — думал я, — стремится раздвигать рамки, установленные прошлым, стремится подтверждать собственную свободу? Это — не вызов, брошенный нам с целью выяснить, кем мы являемся и кем становимся, — а то, как мы встречаем этот вызов: отказываемся ли от поединка, в случае неудачи или же изобретаем свой собственный путь отхода из нее, устремленный шаг за шагом к свободе. |
