Под давлением своего окружения Николай поставил Куропаткина во главе армии, при этом подчинив его адмиралу Алексееву. Отсюда дуализм командования, пагубно сказавшийся на проведении операции. Провозгласив мобилизацию ряда военных округов, царь пустился в поездку по стране, принимал парады войск, отправлявшихся на театр военных действий, и по совету императрицы раздавал им образа святых, которые солдаты принимали, стоя на коленях. Это породило непочтительную шутку в офицерской среде: «Противник будет забрасывать нас снарядами, так мы забросаем его иконами».

Японцы, которым внезапное нападение на русский флот создало преимущество на море, высадились в Корее, овладели всей страной и обосновались в столице – Сеуле. 31 марта на броненосце «Петропавловск», подорвавшемся на мине и затонувшем в какие-нибудь две-три минуты, погиб легендарный адмирал С.О. Макаров; вместе с кораблем пошли ко дну около семисот матросов и большая часть офицеров команды; в числе немногих спасенных оказался кузен царя – Вел. кн. Кирилл Владимирович. Потеря «Петропавловска» явилась национальной скорбью. «Целый день не мог опомниться от этого ужасного несчастья», – записал в своем дневнике государь. Но в петербургских гостиных уже пошла гулять издевательская шутка, что Вел. кн. Кирилл не утонул благодаря тому, что научился хорошо плавать в «Аквариуме» – популярном ночном кабаре. Но, несмотря на дурные новости с фронта, светская жизнь в столице продолжалась с прежней пышностью, только что гала-вечера назывались теперь благотворительными, на балах проводились лотереи в пользу раненых, а несколько гранд-дам, по примеру императрицы, заводили склады амуниции для новобранцев, где работали с подругами. 6 апреля Николай записывает в своем дневнике: «Аликс пошла первый раз в склад».

18 апреля 1904 года 1-я императорская японская армия форсировала реку Ялу и вынудила русских оставить позиции у Тюренчена. Несколько дней спустя японцы высадились на полуострове Ляодун и осадили Порт-Артур. Таким образом гарнизон города, состоявший из двух пехотных дивизий, был отрезан от остальных русских сил – так называемой Маньчжурской армии, которая по приказам Куропаткина по-прежнему концентрировалась в каких-нибудь двух сотнях километров от театра военных действий. Подкрепления подходили медленно: однопутная Транссибирская дорога пропускала три-четыре пары поездов в сутки (потом – до восьми пар). В ожидании подхода сил, достаточных для деблокирования Порт-Артура, Куропаткин пытался сдерживать продвижение противника чередою нерешительных стычек – бои у Вафангоу, Дачичао, Кайчена… Эти кровавые схватки деморализовали русских солдат, которые все более страдали оттого, что их посылали сражаться вдали от родины, за дело, смысл которого им не дано было понять. Напрасно Куропаткин устраивал все новые молебны со святыми образами и хоругвями, напрасно повторял он: «Терпение, терпение и терпение, господа!»

Поражения на фронтах разжигали недовольство масс в тылу. Витте заявил: «Россия не может воевать. Она может воевать только тогда, если неприятель вторгнется в сердце ее». Революционеры активизировались все больше и больше – 15 июля министр Плеве, ехавший в карете на вокзал для ежедневного доклада государю, был разорван бомбой, брошенной террористом Сазоновым. В этот день император записал в своем дневнике: «Утром П.П. Гессе (дворцовый комендант. – Прим. автора) принес тяжелое известие об убийстве Плеве брошенною бомбою в Петербурге, против Варш[авского] вокзала. Смерть была мгновенная.