Увертки правительства все более раздражали общественное мнение. Съезд земских и городских деятелей, собравшийся в Москве 24 мая, решил поднести адрес государю и отправить к нему депутацию. После долгих колебаний Николай согласился ее принять. В документе, представленном государю, подчеркивается, что в России установилось состояние «гражданской войны», и высказывается сожаление, что обещание созыва народных представителей не было выполнено. От имени делегации говорил кн. С.Н. Трубецкой. «Мы знаем, государь, – заявил он, – что вам тяжелее всех нас… Крамола сама по себе не опасна… Русский народ не утратил веру в царя и несокрушимую мощь России… Но народ смущен военными неудачами; народ ищет изменников решительно во всех: и в генералах, и в советчиках ваших, и в нас, и в господах вообще…» Затем Трубецкой заговорил о созыве народных представителей. Нужно, сказал он, «чтобы все ваши подданные, равно и без различия, чувствовали себя гражданами русскими… Как русский царь не царь дворян, не царь крестьян или купцов, не царь сословий, а царь всея Руси – так выборные люди от всего населения должны служить не сословиям, а общегосударственным интересам». Николай ответил заранее заготовленною речью, составленною в примирительных выражениях. «Отбросьте сомнения, – заявил он, – моя воля – воля царская – созывать выборных от народа – непреклонна. Привлечение их к работе государственной будет выполнено правильно. Я каждый день слежу и стою за этим делом… Я твердо верю, что Россия выйдет обновленной из постигшего ее испытания. Пусть установится, как было встарь, единение между царем и всей Русью, между мною и земскими людьми, которое ляжет в основу порядка, отвечающего самобытным русским началам. Я надеюсь, что вы будете содействовать мне в этой работе».

По словам кн. Сергея Трубецкого, в этот день у царя был взволнованный вид студента, держащего экзамен. Но так ли он в действительности был взволнован, каким показался своим собеседникам? При всем том, что с виду он вроде бы разделял их взгляды, он думал только о том, как бы обвести их вокруг пальца. 21 июня он помечает в дневнике: «Принял на ферме сенатора Нарышкина, графа Бобринского, Киреева, Павла Шереметьева, других и несколько крестьян с заявлением от Союза русских людей (т. е. черносотенного Союза русского народа. – Прим. пер.) в противовес земским и городским деятелям». Больше даже он надеется на то, что реакция «здоровых элементов» нации даст ему основание отвергнуть претензии новаторов. 19 июля в Петергофе началось совещание правительственных сановников, обсуждавшее проект создания постоянного законосовещательного учреждения. «В 2 часа в Купеческом зале Б(ольшого) дворца был отслужен молебен, и затем в совещании под моим председательством началось рассмотрение проекта учреждения Государственной думы», – заносит в своей дневник царь. Выборы не планировались ни всеобщими, ни равными, ни прямыми: группы населения выбирали выборщиков, которые, в свою очередь, сходились для выбора депутатов. Ставка делалась на крестьянство, считавшееся самым лояльным империи сословием. Крестьянству отводилось 43 процента, землевладельцам – 34, а городской буржуазии – 23 процента представительства. Таким образом, Высочайший манифест от 6 августа 1905 года, известивший страну о создании «совещательной Думы», совершенно игнорировал рабочие массы, отдавая предпочтение сельским представителям. Более того, он запрещал под страхом преследования публичное обсуждение политических проблем.

Эти робкие настроения не удовлетворили никого. Отнимая у либералов всякую надежду на соглашение с правительством, они определенно подталкивали их к бунту. Газеты развязали языки, подрывные листовки потоком хлынули на улицы, митинги собирали все более многочисленные толпы в самых разнообразных местах, земцы заседали без передышки.