Четырнадцатого февраля, но в три часа в следующую пятницу мы устраиваем совещание, чтобы обсудить структуру программы с вами и другими гостями. Нет, с записью ясности пока еще нет. Деннис оставил этот вопрос на мое усмотрение, а я еще не приняла окончательного решения. Но, в любом случае, мы продолжаем работу в этом направлении. Хорошо. Пока.
— Мне так и не удастся отговорить тебя от его участия в эфире? — спросила Кара.
— Нет.
— Он пользуется случаем. Он жаждет славы.
— Он — профессионал в вопросах плохого обращения с детьми. У него есть знания и опыт, которыми он может поделиться. И я буду чувствовать себя гораздо спокойнее, если там будет детектив.
У Денниса был грипп. Его руки горели, глаза опухли, мысли перескакивали с предмета на предмет.
Он лежал в постели и смотрел, как Дэн Ратер выполняет свою тяжелую работу ведущего вечерних новостей. Дэн читал все сообщения так, словно они представляли собой трагедии с мировыми последствиями, даже если речь шла о футболе.
Пока он так лежал, случилась странная вещь. Он превратился в Дэна. Он, Деннис Оррин, вел программу новостей.
Он видел себя склонившимся к камере именно с той долей властности и симпатии, какая была для этого необходима. Видел фрагменты изображения с вмонтированным в него своим собственным лицом.
Вошла Бернадин, прервав его видение.
— Как ты себя чувствуешь? — спросила она.
— Нечто среднее между ужасным состоянием и смертью.
— Тебе что-нибудь принести?
— Нет, черт побери! Я вышвырну все, что ты сюда принесешь.
— Не капризничай.
— Извини, — сказал он, но это прозвучало неубедительно.
— Что это, черт возьми? — спросил Майк у Линн.
Он взял со стола лицензионную табличку для детского велосипеда.
— Это мое, — сказала Кара. — Моему племяннику на день рождения.
— Купите что-нибудь другое. А это уничтожьте. Если не хотите, чтобы какой-нибудь извращенец прихватил его.
— Я на самом деле не думаю.
— Вы не слушали то, что я говорил на вашем совещании? Я подчеркивал, что нельзя детям нашивать на одежду бирки, давать лицензионные таблички или что-нибудь другое с их именами.
Они сидели в офисе Линн после совещания, которое проходило в конференц-зале Третьего канала. Кара вкратце объяснила структуру программы гостям, которые не были знаменитостями: Майку и женщине-офицеру полиции; работнику службы социального обеспечения; администратору нью-йоркской горячей линии для детей, подвергавшихся жестокому обращению; гипнотерапевту, который занимался детьми, выжившими после попытки самоубийства, и Мэри Эли.
— Хорошо, — сказала Кара.
— Надеюсь, это согласие не притворное. На улице шатаются настоящие монстры.
Кара ушла, оставив Майка и Линн одних. Чтобы избежать возможного молчания, Линн сказала:
— Похоже, вы пытаетесь настроить против себя всех моих подруг? Кара сказала, что вы накричали на Мэри.
— На маленькую блондинку? Да, накричал. Она начала экзаменовать меня на тему о том, что мы делаем для вашей защиты.
— И вы защищались.
— Я защищал вас. Эти вопросы были не так просты, как могло показаться. Она недостаточно серьезно воспринимает вашу ситуацию.
— Что дает вам право…
— Вам следует быть чертовски довольной…
На столе Линн зазвонил телефон. Попросили Майка. Когда разговор был окончен, он сказал:
— Это звонили из моего офиса. Меня не будет на работе с завтрашнего дня до понедельника. |