Лилли с секунду смотрела на него, не находя слов.

– Я… Я здесь даже дышать не могу, – она снова посмотрела сквозь сетку. – Боб, как мне жить в этой консервной банке? С моей-то болезнью?

Боб приобнял Лилли.

– Лилли, у нас тут целый грузовик «Ксанакса», «Амбиена»… даже «Валиума». А когда запасы закончатся, мы пойдем под землей, не рискуя собственными задницами, и найдем еще лекарств. И продуктов, и медикаментов, и припасов – чего угодно, что бы нам ни понадобилось.

– Боб, я не могу…

– Нет, можешь, – он по-дружески сжал плечо Лилли, снова похлопал ее по спине. – Ты Лилли Коул, и ты можешь справиться практически с чем угодно.

Лилли ничего ему не ответила, лишь снова внимательно посмотрела на него.

Затем она обернулась и еще раз взглянула на темные тоннели.

Сквозь металлическую сетку, далеко в глубине главного коридора, в сумрачной темноте, как призраки, во все стороны расходились другие ответвления лабиринта, по которым когда-то бежали отчаявшиеся рабы, и Лилли казалось, что они взывали к ней, что она ощущала и боль, и страдания, и одиночество, и отчаяние, сквозившие в низком гуле могильных голосов, шепчущих из давнего прошлого: «Беги… убегай… спасай свою жизнь!»

Лилли почувствовала ответ, который зарождался в глубине ее души, тайный голос, который скорее ощущался, чем слышался, подстегиваемый древним инстинктом, сводившимся к двум словам – борись или беги.

Она поняла, что останется здесь.

И будет бороться до конца.