— Нет. — Они сели в его машину. — Что нового у Джои?

— Ничего особенного. Рисует. Луиза заходит почти каждый день.

— Она ведь живет рядом. Я забыл.

Машина въехала на ближайшую тихую песчаную аллею, изгибавшуюся прямо к бунгало Адамса. На террасе горел свет, и хозяин встретил их в дверях еще до того, как они постучались в дверь.

— Добро пожаловать! Я мог бы предложить вам остаться на террасе, но внутри гораздо прохладнее. Ха-ха! Заходите, увидите сами!

Терраса Адамса, на которой стояли стол и стулья, выходила на залив. В гостиной их ждали канапе с сыром и черные оливки.

Ингхэм надеялся, что Адамс не увяжется с ними ужинать. Но потом подумал, что, может, было бы лучше, если бы он пошел с ними. Интересно, почему так весела Ина? Ингхэм терялся в догадках, чем это можно объяснить. Решила бросить его? Или «поняла» его и решила сказать ему об этом? Но что бы она ни сказала сегодня вечером, подумал Ингхэм, он задаст ей еще один вопрос о Джоне Кастлвуде: любила ли она его только потому, что он был влюблен в нее? Его признание было для нее как снег на голову, писала она. Ингхэму казалось, что женщины зачастую влюбляются в мужчин, которые уже влюблены в них, в таких мужчин, которых они в другом случае просто не заметили бы.

Адамс развлекал Ину рассказами об арабской культуре, о которой знал очень многое. Он поведал ей о том, что магометане ждут второго пришествия своего пророка, рожденного от человека, отсюда и их обычай носить короткие шаровары в знак этого ожидания. Потом разговор зашел об арабских беженцах с западного берега Иордана, и они удивлялись, сколько бед принесла война, длившаяся всего шесть дней.

— Надеюсь, вам удастся продлить свой отпуск, Ина, — обратился к ней Адамс, наполняя ее бокал из серебряного шейкера. Он предложил им «Дайкири» (любимый коктейль Джека Кеннеди), который приготовил заранее и поставил в холодильник до их прихода.

— Да, я уже сегодня дала телеграмму. Уверена, мне дадут еще неделю, поскольку я пообещала приехать сразу же, как только появится что-то срочное.

Улыбка НОЖа перекочевала на Ингхэма; он буквально изливал благодать на них обоих.

— Кажется, Говард, вы поговаривали о поездке в Париж?

«Неужели?»

— Только если закончу свою книгу.

— А я уже давно мечтаю об этом, — заметила Ина.

— С Говардом? Прекрасно. Мне кажется, он становится беспокойным, — заявил НОЖ.

Интересно, с чего он взял? Во время беседы Адамс то и дело переводил взгляд с одного на другого, словно пытался разгадать, что они «решили» между собой, как сильно влюблены в друг друга, счастливы или не очень? Однако Ингхэм чувствовал, как все сильнее отдаляется от Ины. Здесь, в этой гостиной, где они так часто сидели и по-дружески беседовали с НОЖем, он пытался настроить себя на разрыв с Иной, поскольку предполагал, что именно это она собирается ему предложить. Насколько больно его это заденет? Что пострадает сильнее — гордость или сердце? Ина смотрела на него, слегка улыбаясь, и он догадывался, что ей немного скучно, как и ему самому.

— Думаю, дня за два я все закончу, — сказал Ингхэм, отвечая на вопрос Адамса о книге.

— Тогда вы должны устроить себе настоящие каникулы с переменой обстановки. Да, Париж. Почему бы и нет? — Адамс покачивался на каблуках, словно уже и в самом деле видел их медовый месяц в Париже в его блаженном, классическом варианте.

Выпив по две порции коктейля, они ушли. НОЖ не высказал желания присоединиться к ним.

— Он просто ангел, разве нет? — улыбнулась Ина. — И очень привязан к тебе. Но ты сегодня какой-то молчаливый.

— Извини. Это все жара. Думаю, мы можем съездить в «Дю Гольф».