|
Когда я ступила на гравийную тропу, что вела к сторожке привратника, уже стемнело, ветер с реки стегал ледяной крупкой. Придерживая шляпу, я сражалась с его порывами. Вокруг меня вздымался Миллбанк, унылый и тихий, будто гробница, но полный живых несчастных людей. Только сейчас, впервые за все время, я ощутила тяжкий груз их общего отчаяния. Я думала о мертвой Пауэр, когда-то сказавшей мне «благослови вас Господь». Я думала об избитой плачущей Селине, которая называла меня своей половинкой и говорила, что мы искали друг друга, и если теперь разлучимся, мы погибнем. Я думала о своей комнате над Темзой, о Вайгерс, что караулит за дверью... Вот ключами помахивает привратник; он отправил помощника найти мне извозчика. Который час?.. Может, шесть вечера, а может, полночь. Если мать дома, что я скажу? Я в известке, от меня пахнет тюрьмой. Вдруг мать напишет мистеру Шиллитоу и пошлет за доктором Эшем?
В нерешительности я топталась перед дверью сторожки. Надо мной было грязное, удушенное туманом лондонское небо, под ногами — прогорклая тюремная земля, на которой не растут цветы. В лицо летели острые как иглы льдинки. Привратник ждал, чтобы я вошла в сторожку, а я все мешкала. — Что-нибудь не так, мисс Приор? — спросил он, отирая намокшее лицо. — Погодите... — тихо сказала я, и он подался ко мне, не расслышав. — Погодите, — повторила я уже громче. — Прошу вас, подождите, мне нужно назад, я должна вернуться! Я кое-что не сделала, сказала я, нужно вернуться! Может быть, привратник что-то ответил, я не слышала. Я развернулась и, оступаясь на гравии, почти бегом устремилась в тень тюрьмы. Всем встречным караульным я говорила то же самое: мне нужно обратно, я должна вернуться в женский корпус! Они смотрели удивленно, но пропускали меня. В женском корпусе я увидела мисс Крейвен, только что заступившую на дежурство у входа. Она знала меня достаточно хорошо, чтобы впустить; я сказала, что провожатого не нужно, просто я не доделала одну мелочь, и надзирательница, кивнув, больше на меня не смотрела. Та же история послужила мне пропуском через первый этаж к башенной лестнице. Поднявшись, я прислушалась к шагам миссис Притти; когда она ушла в дальний коридор, я подбежала к камере Селины и приникла к глазку. Селина сгорбилась над лотком, вяло перебирая пряжу кровоточащими пальцами. Плечи ее вздрагивали, мокрые глаза покраснели. Я не звала ее, но она подняла взгляд и испуганно дернулась. — Быстрей! — прошептала я. — Быстрей подойдите! Селина подбежала и прижалась к двери; ее лицо было совсем близко, я чувствовала ее дыхание. — Я все сделаю, — сказала я. — Буду с вами. Я люблю вас и не могу оставить. Только скажите, что нужно, и я все сделаю! Я видела ее темный глаз, в котором плавало мое лицо, бледное, как жемчужина. Потом он стал зеркалом, где отразился папа. Душа моя покинула меня и приютилась в ней.
30 мая 1873 года
Прошлой ночью я видела страшный сон. Снилось, будто я просыпаюсь, но не могу шевельнуть ни рукой, ни ногой, а глаза мои залеплены клеем, который стек ко рту и замкнул мои уста. Изо всех сил я старалась кликнуть Рут или миссис Бринк, но из-за клея не могла и сама слышала, что выходит одно мычанье. Я испугалась, что буду лежать так, пока не задохнусь или не умру от голода, и тогда я заплакала. Слезы смывали клей с моих глаз и наконец промыли дырочку, сквозь которую я могла видеть. Ну хоть сейчас увижу свою комнату, подумала я. Но комната оказалась не моей спальней в Сайденхеме, а номером в гостинице мистера Винси. Я вглядывалась, но вокруг была кромешная тьма, и тогда я поняла, что лежу в гробу, куда меня положили, решив, что я умерла. Я лежала в гробу и плакала, пока слезы не смыли клей с моих губ, и тогда я закричала. Если звать погромче, думала я, кто-нибудь наверняка услышит и выпустит меня. Но никто не пришел, а когда я приподняла голову, то ударилась о деревянную крышку и по звуку догадалась, что гроб засыпан землей и я уже в могиле. |
